Убить некроманта
Шрифт:
Похоже, Марианне это показалось сомнительным, но крыть-то нечем — хотела быть дамой и стала дамой. И она отлично переехала, а я действительно запер её на ключ и приставил к дверям пару гвардейцев и пару волков.
Ключ бы я с наслаждением выбросил. Но!..
В свиту Марианны пригласил жену чучельника и его старшую дочь. Его девчонку выдал замуж за одного из жандармских командиров — так что это милое семейство теперь служило мне всеми внутренностями, в полной готовности ноги мыть и воду пить. Теперь у моей крали была прислуга, к тому же чучельникова баба нашла для Марианны
Итак, не мытьём, так катаньем я всё-таки отделался от Марианны. Сам себе напоминал болвана, который спросил у мудреца совета, как обрести бодрость духа, и получил рекомендацию поселить козу у себя в жилых покоях. Я понимаю — избавившись от козы, тот, вероятно, поднял свой угнетённый дух просто к горним высотам.
И никто мне теперь не мешал пить по вечерам глинтвейн в обществе Оскара и портрета Нарцисса, почти как раньше. Марианна не вылечила меня от тоски.
К тому же положение в стране оставляло желать много лучшего.
Правда, если верить донесениям Бернарда, сплетни обо мне нынче звучали как песня. Я в них представал, сравнительно с прежним, чище лебяжьего пуха: не труполюб, не мужеложец, не какая-нибудь другая неописуемая мерзость — всего-навсего выбрал себе в метрессы деревенскую дуру.
Господь Вседержитель! Наконец-то обо мне говорили почти то же, что и о любом из моих подданных. Хоть прикажи заносить эти сплетни в официальную летопись о правлении моей династии — в качестве образцовых. Тем более что я боялся, как бы эта благодать не пресеклась какими-нибудь свежими новостями о моих порочных наклонностях.
Но смех смехом, а дела шли неважно.
Над Междугорьем повис почти зримый призрак голода. Я боялся зимы: уже осенью в столицу потянулись нищие в надежде заработать или выпросить кусок хлеба. Я слишком хорошо себе представлял, каковы нынешние обстоятельства в северо-восточных провинциях, где засуха натворила больше всего бед, да ей ещё помог Добрый Робин (горит он за это в аду, я надеюсь).
О южных землях я не особенно волновался. Бунт до них не дошёл, там было спокойно, к тому же всё-таки урожай на общем фоне выглядел терпимо. Я скромно надеялся, что юг хотя бы не будет отрывать меня от северных проблем, а в лучшем случае — оттуда можно будет привести зерно и овёс, чтобы хоть немного опустить на севере цены на еду.
Я никак не рассчитывал, что главная проблема возникнет как раз на юге.
Наши неспокойные границы. И наши плодородные земли. И гадюки из Перелесья, которые постоянно творили бесчинства на нашей территории.
Я надеялся — опять-таки скромно, что наша Винная Долина, которую они одиннадцать лет назад отобрали у моего отца, заткнёт им несытые глотки до тех пор, пока я не буду готов с ними посчитаться. Но, вероятно, у Ричарда Золотого Сокола — короля Перелесья — были очень толковые советники и в высшей степени опытные шпионы: его послов я при дворе не держал, да он и не слал. К чему вору послы?
Шёл конец октября. Помню, уже начались серьёзные заморозки, дороги схватились и реки стали, когда гонцы с юга сообщили мне чудесную новость. Войска Золотого Сокола очередной раз пересекли нашу границу — уже новую границу, за Винной Долиной, и взяли пару южных городов, и теперь грабят и насилуют, подумывая, как видно, двинуться дальше.
Нет, к этому времени наша армия потихоньку начала меняться к лучшему. Я набирал новых рекрутов, мои солдаты были отважны, оружие за последние годы усовершенствовалось, но моим стратегам не хватало опыта. Перелесье жило войнами; мы традиционно считались народом мирным, а это в нашем паршивом мире не лучшая рекомендация государству.
Гады из Перелесья всё замечательно рассчитали. Наша голодная зима — и их сытый тыл. Прямая возможность оттяпать ещё один кусок нашего живого мяса спокойно и безнаказанно. Если бы я, по примеру отца, приказал южанам разбираться с захватчиками силами местных гарнизонов — я, как и он, к концу зимы всё-таки дождался бы послов Ричарда с предложениями отдать Перелесью земли, которые всё равно уже фактически принадлежат им.
А они за это некоторое время не будут нас трогать.
Спасибо. Меня такой ход событий не устраивал.
После Совета, на котором мне объяснили положение, я несколько суток просидел в зале Совета один, над ворохом карт и сводок из провинций, ломая голову над решением неразрешимой задачи. Писать союзникам означало — получить очередную порцию дипломатической блажи и шиш с маслом. А мне некого было послать на юг, на помощь сражающимся. Север голодал. Гарнизоны востока и запада еле сводили концы с концами. Не было хлеба, не было фуража, не было людей — ничего у меня не было.
Кроме Дара.
И я решился.
Я не стал советоваться ни с кем, кроме вампиров. И без Советов знал, что мои вельможи это не одобрят, а Святой Орден придёт в ужас. Но это меня не волновало. Я решил, что своё из Перелесья зубами выгрызу — сам сдохну, но выгрызу. Остальное — тлен.
Оскар преклонил колено. Он восхитился масштабом замысла. Ему хотелось сопровождать меня лично. Мне хотелось того же, но я боялся до ледяного кома в желудке, что в такой рискованной передряге, как война, могу потерять ещё и Оскара. Князь был последним существом на этом свете, которого я пo-настоящему любил, и вдобавок лучшим из моих Советников. У меня не хватило мужества им рисковать.
Я запретил ему. И впервые за время нашего знакомства он не нашёлся, как съязвить. Он поцеловал мою руку и грустно сказал:
— Мой дорогой государь, вы — сумасшедший мальчик. Мои молитвы не дойдут — и мне будет вас не оплакать, ваше прекрасное величество, поэтому вы должны вернуться.
Я ему пообещал, как обещает своим друзьям в подобном случае любой наёмник. И Оскар поверил моему обещанию не больше, чем друзья наёмника.
Только двое неумерших, самые отважные и верные — Клод и Агнесса, — отправились со мной. Никаких повозок и гробов. Ночами они должны были лететь вперёд, день проводить, где Бог пошлёт: на чердаках, в развалинах, в старых склепах… На другой способ путешествия у нас не было ни времени, ни возможностей.