Убить нельзя научить. Пять книг
Шрифт:
В Сайлент Хилле Вархар посоветовал «провести суровую дезинфекцию», чтобы уничтожить «полчища червей». Как следует помыть туалеты и выбросить оттуда весь «биологически-активный мусор», то есть активных трупов. Всех, кто боится «ведра рыбной наживки», списать в утиль. «Гудок», после которого разгуливали мертвые и убийца с пирамидой вместо головы, окрестил криком самки кашалота, обделенной мужским вниманием. И предложил режиссеру «шарахнуть» зрителя по-настоящему впечатляющим звуком – сигнализацией нашей родной Академии. С этим я не могла не согласиться. Боюсь только, у скорой помощи резко прибавилось бы работы, а фильм запретили
Вдоволь покритиковав знаменитых убийц и монстров моей родины, скандр принимался в подробностях описывать «как надо». Вот тут-то меня и пробивал самый настоящий холодный пот, чего ни разу не случалось во время просмотра ужастика.
Но потом Вархару предсказуемо становилось скучно. Широко зевнув, он лениво стягивал футболку. Принимался заново демонстрировать свои шрамы и подробнейшим образом рассказывать, что сотворил с теми, кто их оставил. Тут меня уже совсем начинало колотить. И скандр, конечно же, принимал это за дрожь желания от вида его сногсшибательного тела, олимпийским богам на зависть. Стягивал брюки, контрольным выстрелом тыкал пальцем в маленький рубец на бедре и… я забывала о фильмах и страхе. На несколько часов.
Внушателям пришлось намного хуже, да и бонусы в виде ошеломительного секса им не светили.
Гвенд тяжко вздохнул и одарил Вархара взглядом, полным невысказанной тоски по тем, кто подвержен хотя бы легким сомнениям.
– Ну, посудите сами, уважаемый Вархар Изилади, уважаемая Ольга Зуброва. Я ваше заявление даже ректору показать не смогу, – с отчаянием в голосе простонал Гвенд. – Ну что это за причины прекращения стажировки? Безудержная похотливость манерных, но не маневренных слизняков? Или вот это? – Проректор поморщился, но все-таки зачитал: – Неспособность местных студентов и преподавателей понимать намеки с первого удара? Ну вы серьезно?
Гвенду ответило молчание. Вархар был серьезен как никогда, я же едва сдерживалась, чтобы не захихикать, наслаждаясь креативом жениха. Истинную причину отъезда Вархар, конечно же, не упомянул ни словом. И слава богу! Она была куда менее веселой.
В отчаянии проректор всплеснул руками и добавил:
– А это? Несвоевременный уход местных лекторов и учащихся в обморок из-за неподражаемого удара убеждения?
– А ты поставь печать и подпись. Я сам схожу к ректору. Не слюнтяй какой-нибудь. – Вархар плотоядно хмыкнул и потер руки, отчего плечо Гвенда дернулось снова. – И все, что не можешь показать ему ты, я покажу сам. Возможно, даже больше покажу. Накопилось. Я никому и никогда не позволю пялиться на мою женщину! А уж культурные ухлестывания – отдельная тема. И хочу тебе напомнить, что я предупреждал! Если с головы Ольги упадет хотя бы волосок… Короче! Разговор смысла не имеет. Все решено. Мы уезжаем домой – и точка!
Истинно акулий оскал Вархара произвел на коллегу неизгладимое впечатление – Гвенд пошатнулся, икнул и вывалился-таки из окна. Заявление, освобожденное из длинных пальцев проректора, занесло в кабинет услужливым порывом ветра. Бумага медленно, как осенний лист, закружилась по комнате, площадью с большой зал филармонии, и, окутанная лучами, прилетела прямо в руки Вархара.
– Хм… – Мой жених приподнял бровь, а вместе с ней и три удивительные родинки – одна другой меньше. –
– А-а-а… – ворвался в кабинет вопль Гвенда, а спустя секунду ворвался в окно и сам Гвенд. Световой кокон с проректором внутри пулей рассек воздух и завис неподалеку от пластикового письменного стола.
– Не уходи в окно, пока не прочел наше заявление, – с ноткой обиды пожурил Вархар. – Вот потом – милости просим!
Лучи вокруг Гвенда рассеялись, он опрокинулся на пол, прокатился в позе зародыша и, судорожно моргая, поднял выпученные глаза. На лице проректора крупными буквами было написано, что он все-таки предпочел бы выброситься с огромной высоты, чем распрощаться с нами в этот тяжелый для внушателей момент.
Скандры грозили, но не вредили, а вот озверевшие крипсы – совсем другое дело. Не говоря уже о серьезных проблемах внутри Академии Внушения. Пожалуй, только Вархар и мог решить их быстро, бескровно, спасти местное руководство от увольнения, а учебное заведение – от нашествия зеленых великанов.
Конечно же, Гвенд цеплялся за нас, как цепляется за соломинку утопающий. И ломать слабый прутик собственными руками, подписав заявление, проректор не спешил.
– Уважаемый Вархар Изилади, уважаемая Ольга Зуброва. Ну, может, еще подумаете? А? – взмолился сальф.
Настойчивость делала ему честь. Но я-то знала – в таком состоянии Вархара не убедить, не переспорить. Сама пыталась – весь вчерашний вечер и нынешнее утро. И уж если мне это не удалось, куда там «бабе-внушателю».
Вархар не сдержался, проявил эмоции – выпустил лучики из пальцев. Они весело пронеслись через весь кабинет и словно бы мимоходом коснулись стопки бумаг на столе Гвенда. Кипа с человека высотой вспыхнула и рассыпалась кучкой пепла. Ветер крайне неудачно и очень сильно подул в сторону проректора. Спустя секунду на полу, нервно покачиваясь из стороны в сторону, восседал уже не обалдевший Гвенд, а самый настоящий трубочист.
На черном лице бешено вращались светло-голубые глаза, аккуратные аристократические губы трогательно дрожали от обиды. Ноздри идеально прямого, тонкого носа трепетали от возмущения. То ли Гвенда настолько не порадовал новый цвет его прежде белоснежного брючного костюма – угольный, в черных разводах, то ли общение с Вархаром.
– Кто-нибудь! Внушите мне, что все хорошо, – взмолился проректор, воздев глаза к потолку. И очень зря он это сделал.
– Любой каприз для дорогого коллеги!
От оскала Вархара Гвенд икнул снова и начал заваливаться назад, на пол. Но в следующую секунду мой жених схватил его за плечи, поднял на вытянутых руках, как мягкую игрушку, и затряс, словно планировал стряхнуть пепел.
– А ну считай, что все хорошо! – рыкнул Вархар в лицо коллеги.
– Йа-а счита-а-а-ю-ю, что все-е хорошо-ой…. – вибрировал голос Гвенда.
– Вот это, я понимаю, внушение.
Довольный собой Вархар усадил ошарашенного Гвенда прямо на пластиковый стол, на место безвременно почившей бумажной кипы. Проректор, кажется, на чистых инстинктах сложил ноги в позе лотоса, и оба глаза его задергались в нервном тике.