Убит по собственному желанию
Шрифт:
— Да Никифоров от нас только что сбежал, минут десять как деру дал. Вырубил конвоира и ноги сделал.
Астафьева эта новость скорее позабавила.
— А, вот оно что. Но мы не по этому поводу. Похоже, нашли тела Касатика и его друга.
Мазуров тут же забыл про свои неудачи.
— Где?!
Юрий достал бумагу, с нарисованными на ней примерными координатами местности.
— Как я понял, это метров пятьсот отсюда. Рыбак какой-то по мобильному позвонил. Он еще должны быть там.
— Поехали!
Мазуров обернулся к конвоирам.
— А вы оба ищите Никифорова!
Один
— Да где тут его найдешь? Тут собак надо.
— Ищите, я сказал! Сами нюхайте, раз сами упустили. Собак им надо! Все. Обратно поедем, вас заберем.
Два Уазика с трудом пробирались по разбитой колее. Юрий уже начал сомневаться в точности нарисованного плана, но вскоре на дороге появилась фигура в камуфляже с накомарником на панаме. Человек активно размахивал руками, показывая, куда можно свернуть. Он был невысокого роста, лет шестидесяти, с лицом, набравшим загара на всю оставшуюся жизнь, сколько бы она ни продлилась.
Мазуров, выпрыгнув, тут же по-свойски подал рыбаку руку.
— О, Михаил Михалыч! Привет! Это ты, что ли, тут наших жмуриков нашел?
Тот засмеялся.
— А кто еще? Кому так может повести? Только бывшему менту.
Мазуров показал на рыбака, представил его:
— Знакомься, Юра, Ольга. Михаил Михайлович Воронцов, наш бывший участковый, капитан в отставке. И самый заядлый рыбак в городе.
— Ну ты это преувеличиваешь!
Было видно, что на самом деле Воронцов был польщен такой характеристикой. На этом реверансы кончились, началась рутинная работа.
— И где ты их нашел? — Спросил Мазуров.
— Да тут вон, левей, за теми кустами, метрах в десяти. Там заезд для машины с другой стороны, но я туда уже тропинку протоптал, так что вы можете и отсюда зайти.
На его отмашку отреагировал Гоблин и Сычев, за ними нехотя пошла Ольга. Они ушли, а остальные продолжили беседовать.
— Как это место называется? — Спросил Астафьев.
— Это? Россошь.
— Та самая Россошь? Много слышал про это место, но ни разу тут не был.
Мазуров удивился.
— Разве это Россошь? Но мы с Краюшкиным были совсем в другом месте?
— Да, эта протока и называется Россошь, она тут километра три идет, петлю делает, — Воронцов кивнул в сторону воды. — Это ее самый дальний кусок. Я давно тут не был, мотоцикл сломался, а на велосипеде сюда долго чалить. А тут я мотик наладил и первым делом сюда. Место уж очень хорошее, клеевое.
— Ну вот, будем знать куда приезжать, — пошутил Мазуров. — Как ты их нашел-то?
— Да что их искать то? Приехал еще затемно, удочки на зорьке закинул и чую: запашок трупный пахнул. Потом все затихло. А после рассвета ветерок подул, снова потянуло. К десяти утра ветер уж устойчиво дул. А какой кайф от рыбалки с таким ароматом? Я думал, может, собака какая тут сдохла? Пойду, думаю, в воду ее брошу, все хоть сомам да ракам пища. Пошел по ветру, камыши раздвинул, а там!…
Воронцов махнул рукой.
— Их там двое? — Спросил Юрий.
— Да. Лежат рядышком. Распухли, почернели! Потекли. Ой, как страшно!
— Юр, не хочешь сходить посмотреть? — Спросил Мазуров.
— Да нет, как-то нет особенного желания.
— Пора бы привыкать начинать. Ладно, я пойду, схожу, привычка такая дурная есть. Без меня все равно не оформят, протокол-то мне писать.
Мазуров направился к тропинке, а навстречу ему вышла Ольга, ей явно было дурно. Сделав извиняющееся движение руками, она бросилась в кусты. Судя по доносящимся оттуда звукам, следователя прокуратуры сильно рвало.
Астафьев двинулся, было, в сторону девушки, но потом остановился.
— Даже здесь запах, — сказал он, и озабочено понюхал ворот своей рубашки.
Воронцов охотно подтвердил.
— Запах этот теперь хрен чем отобьешь, только стирать все. Помню, мы как раз с Иваном Михайловичем, гараж как-то вскрывали на Силикатной площадке. Там мужик в «копейке» умер, а родня вся на юг уехала. Я даже фамилию его помню — Осипов. Так вот он там месяц в июне пролежал в закрытом гараже и в этой «копейке». Потом дочь пыталась ту машину продать — бесполезно! Один раз ее мужу даже морду за это набили. Они отдушкой какой-то трупный запах перебили, а он-то потом все равно проявляется. Раз ту «копейку» даже продали, а через неделю вернули машину, деньги забрали обратно, да еще и морду зятю начистили.
Из камышей выбрался сдирающий с рук перчатки Гоблин, за ним шел весьма кислый Мазуров.
— Ну этот что лежал лицом вниз — у него ножевое ранение в области сердца, — на ходу прояснял патологоанатом. — У второго я ничего такого не заметил, но сейчас там и не видно. Надо будет подробней исследовать уже в морге. Пойду, хоть продышусь немного.
Мазуров обернулся к курившему Воронцову.
— Дай сигарету.
— Вы же бросили курить на прошлой неделе? — Удивился Астафьев.
— Да бросил, а как тут не закурить? Хоть запах этот отбить. Нет, я протокол тут писать буду, там дышать нечем. Михаил, ты понятым будешь.
Бывший участковый не сопротивлялся.
— Да это ясно.
— Иван Михайлович, что там? — Спросил Астафьев. — Это действительно Касатик?
— Он. Даже я его узнал. А второй, похоже, этот самый Колян. У него на костяшках рук наколка еще проглядывает — «Коля». Вот только он лежал лицом вверх, там чайки глаза выклевали. И вообще… — Мазуров махнул рукой. — Черви там уже вовсю поработали.
Астафьев сморщился.
— Может, поедем отсюда?
Мазуров потрогал рукой район сердца.
— Ага, как тут уедешь? Я, правда, там осмотрел все, попросил, чтобы Сычев побольше фотографий сделал. Увезут тут их без нас, труповозка с пятнадцатисуточниками выехала. Вот они приедут, а мы тогда поедем.
Работа продолжалась еще битых два часа. Пришлось сходить к месту преступления и Астафьеву. Это загнало его в те же кусты, что и Ольгу. Малиновская так и просидела все оставшееся время около Уазика с бледным, каким-то затравленным лицом. Приехал еще один Уазик, «булка», с прицепом-труповозкой. Мазуров как раз кончил осмотр и попросил рыбака.
— Распишись-ка здесь, коллега. И вот здесь. Ну вот и все. Давай, Михал Михалыч. Удачного тебе клева.
— Да какой тут клев. Счас свернусь, да попробую до Качкары доехать. Там, говорят, карась хороший в этом году. Жалко, такое место испохабили! Эх, люди!