Убить полюбовно
Шрифт:
– Какая гадость, - пробормотала она.
– Банально до неприличия. Зато расследования не будет. На похоронах люди скажут: он в последнее время ужасно выглядел, краше в гроб кладут.
С этими словами она - для верности - добавила еще чуть-чуть смертоносного зелья. Тут вернулся Джошуа, опустился в кресло и взял со стола рюмку. Повертев ее перед глазами, он с ухмылкой перевел взгляд на жену:
– Шалишь!
– Ты о чем?
– с невинным видом спросила она.
В камине уютно потрескивай поленья. На полке тикали часы.
– Не возражаешь, дорогуша, если мы поменяемся рюмочками?
– Уж не думаешь ли ты, что я подсыпала тебе яду, пока ты говорил по телефону?
– Тривиально. Избито. Но не исключено.
– Ох уж, бдительность-подозрительность. Ну, будь по-твоему. Меняемся.
На его лице отразилось удивление, однако рюмки перешли из рук в руки.
– Чтоб тебе пусто было, - буркнули они в один голос и даже рассмеялись.
Каждый с загадочной улыбкой опорожнил свою рюмку.
С видом беспредельного блаженства они поудобнее устроились в креслах, обратив к огню призрачно-бледные лица, и наслаждались ощущением тепла, которое разливалось по их тонким, если не сказать, паучьим жилам. Джошуа распрямил ноги и протянул пальцы к тлеющим углям.
– Ах, - выдохнул он.
– Что может быть лучше доброго портвейна!
Мисси склонила седую головку, пожевала ярко накрашенные губы и начала клевать носом, то и дело исподволь поглядывая на мужа.
– Жалко горничную, - вдруг прошептала она.
– Да уж, - так же тихо отозвался он.
– Горничную жалко.
Огонь разгорелся с новой силой, и Мисси, помолчав, добавила:
– Мистера Шлейгеля тоже жалко.
– Нет слов.
– Он подремал.
– Да и Смита, между прочим, тоже.
– И тебя, старичок, - после паузы медленно выговорила она, хитро сощурившись.
– Как самочувствие?
– В сон клонит.
– Сильно?
– Угу.
– Он остановил на ней взгляд совершенно ясных глаз.
– А ты, дорогуша, сама-то как?
– Спать хочется, - ответила она, смежив веки. Тут оба встрепенулись. К чему эти расспросы?
– В самом деле, - насторожился он.
– К чему это?
– Видишь ли...
– Она долго разглядывала носок черной туфельки, медленно отбивавшей ритм, - я полагаю, хотя до конца не уверена, что у тебя скоро откажут желудочно-кишечный тракт и центральная нервная система.
Он еще немного посидел с сонным видом, безмятежно поглядывая на огонь в камине и прислушиваясь к тиканью часов.
– Отравила?
– дремотно произнес он, и тут неведомая сила подбросила его с кресла.
– Что ты сказала?
– Упавшая на пол рюмка разлетелась вдребезги.
Мисси подалась вперед, словно прорицательница.
– У меня хватило ума подсыпать яду в свою же порцию - я знала: ты захочешь поменяться рюмками, чтобы себя обезопасить. Вот и поменялись!
– Она захихикала дребезжащим смешком.
Откинувшись на спинку кресла, он схватился обеими руками за лицо, словно боясь, как бы глаза не вылезли из орбит. Потом вдруг что-то вспомнил и разразился неудержимым взрывом хохота.
– В чем дело?
– вскричала Мисси.
– Что смешного?
– Да то, - задохнулся он, кривя рот в жуткой ухмылке и не сдерживая слез, - что я тоже подсыпал яду в свою собственную рюмку! Искал удобного случая, чтобы с тобой поменяться!
– Боже!
– Улыбка исчезла с ее лица.
– Что за нелепость? Почему мне это не пришло в голову?
– Да потому, что мы с тобой слишком умные!
– Он снова откинулся назад, сдавленно хохотнув.
– Какой позор, какое непотребство, надо же так оплошать, о, как я себя ненавижу!
– Будет, будет, - проскрипел он.
– Лучше вспомни, как ты ненавидишь меня.
– Всем истерзанным сердцем и душой. А ты?
– Прощенья тебе не дам и на смертном одре, женушка моя, божий одуванчик, старая вешалка. Не поминай лихом, - добавил он совсем слабо, откуда-то издалека.
– Если надеешься и от меня услышать "не поминай лихом", то ты просто рехнулся.
– Ее голова бессильно свесилась набок, глаза уже не открывались, она едва ворочала языком.
– А впрочем, чего уж там? Не поминай ли...
У нее вырвался последний вздох. Поленья в камине сгорели дотла, и одно лишь тиканье часов тревожило ночную тишину.
На следующий день их обнаружили в библиотеке. Оба покоились в креслах с самым благодушным видом.
– Двойное самоубийство, - решили все.
– Их любовь была так сильна, что они просто не смогли уйти в вечность поодиночке.
– Смею надеяться, - произнес мистер Гаури, опираясь на костыли, - моя дражайшая половина, когда настанет срок, тоже разделит со мной эту чашу.