Убить Сталина
Шрифт:
В разведшколе Грейфе появился уже на следующий день после смерти Мартынюка: обстоятельства его гибели следовало разобрать на месте. Начальник разведшколы для беседы выделил свой кабинет — исключение для курирующей организации. Разговор продолжался уже около часа, но Грейфе никто не торопил, в конце концов именно он был настоящим хозяином разведшколы.
В какой-то момент разговора Таврину показалось, что карандаш в руках Ханца Грейфе переломится пополам, уж слишком нервно тот его покручивал. Но этого не произошло. Несильно стукнув тупым концом карандаша по столу, он аккуратно поставил его в стакан, где виднелось еще несколько таких же карандашей. После этого Грейфе как-то сразу успокоился и теперь поглядывал на Таврина почти добродушно. Трудно было понять, куда подевался тот строгий офицер СД,
Вообще-то Грейфе не были свойственны частые перемены настроения, он отличался ровным характером, и порой даже казалось, что душевным всплескам он не подвержен. Ровен, выдержан, спокоен — стиль его поведения. Но кто бы мог подумать, что его способна так взбудоражить смерть какого-то несостоявшегося диверсанта. Ведь таких в школе наберется не менее трех сотен!
Грейфе поднял голову — сухощавый, слегка вытянутый профиль, прямой нос, голубые глаза и тонкие, чуть насмешливые губы. Типичный портрет настоящего арийца. Люди с такими внешними данными в Германии делают блестящую карьеру, а если к тому же они еще имеют хорошее образование, каким мог похвастаться оберштурмбаннфюрер Грейфе, то их ждут высокие руководящие посты.
Впрочем, помимо этих качеств, Ханц Грейфе был наделен незаурядным умом. Едва ли не все крупные диверсионные операции в «Предприятии „Цеппелин“ были разработаны им лично, или, во всяком случае, он принимал в них самое непосредственное участие.
— На случившееся можно было бы закрыть глаза, если бы Мартынюк не являлся личным агентом Редлиха. И надо сказать, тот его высоко ценил.
— И за что же, интересно? Он ведь был таким же курсантом, как и все остальные.
— А вот и не скажите! Он уже два года служит рейху и не раз доказал свою преданность. Диверсионную школу он закончил еще в начале сорок второго, а потом был отправлен под видом военнопленного в лагерь, где весьма успешно провел свою работу.
— В чем же она заключалась?
— Хм… Вас это интересует? Вообще-то это секрет. Но для вас я сделаю исключение. Например, он выявил несколько человек, чьи родственники служат в Кремле. В дальнейшем мы использовали эти связи в нашей оперативной работе. Обнаружил одного генерала, который выдавал себя за обыкновенного шофера… Да вы его знаете, это Жиленков. За это время Мартынюк сумел завербовать около двухсот человек, которые впоследствии успешно закончили разведшколу и были отправлены на восток. И хочу сказать, что там они тоже не остались без дела.
А вдруг кабинет начальника школы нашпигован подслушивающей аппаратурой и в это самое время Редлих с хитроватой усмешкой вслушивается в содержание разговора?
— Что же тогда он делал в этой разведшколе?
— У него было задание прощупать курсантов и узнать, чем кто дышит.
— Вот он и прощупал…
— А вы зря иронизируете. У него было невероятное чутье на советских агентов. За это его здесь и держали… Так чего он к вам прицепился?
Петр спокойно пожал плечами:
— Не знаю. Мы как-то сразу друг друга невзлюбили.
— Все было именно так, как вы рассказали?
— Да. Он хотел меня убить. Это точно! Вот только никак не пойму — чем я ему помешал?
Грейфе нервно постучал костяшками пальцев по столу. Затем, будто опомнившись, сцепил их в крепкий замок. Разведчику не пристало проявлять свои чувства.
— Что теперь со мной будет? Переведут в штрафной лагерь?
— Не думаю… В вас слишком много вложено, чтобы вот так просто переводить в штрафной лагерь. — Неожиданно улыбнувшись, он продолжил: — Нашлись свидетели вашего поединка. И они дали высокую оценку вашим действиям. А это еще раз доказывает, что мы не ошиблись в своем выборе. Считайте произошедшее еще одним этапом подготовки. А сейчас пока можете возвращаться к учебе.
— А как же Мартынюк?
— Считайте, что его не было. Скоро мы переведем вас в Берлин, и вы будете заниматься по индивидуальной программе.
Полистав папку с делом Петра Таврина, Вальтер Шелленберг небрежно отложил ее в сторону.
— Меня интересует ваше личное впечатление.
Бригадефюрер Шелленберг уже составил собственное представление о Таврине, но он никогда не озвучивал свои мысли сразу, сначала предпочитал выслушать подчиненных. В конце концов, в этом была своя логика: бригадефюрер занимался вещами масштабными, полагая, что в детали должны вникать заместители. Именно поэтому он предпочитал ставить на руководящие места людей въедливых, для которых не существовало второстепенных деталей. Руководитель «Предприятия „Цеппелин“ Ханц Грейфе был как раз из их числа.
— На мой взгляд, Таврин — прирожденный разведчик. У него молниеносная реакция, он очень быстро соображает. Он рискован, артистичен. Нравится женщинам и весьма успешно пользуется своим природным обаянием. В разведшколе у него были самые лучшие показатели.
— Как он проявил себя в нашей разведшколе?
— В нашей школе многоступенчатый уровень подготовки: два месяца, четыре и шесть. Уже после месяца обучения стало ясно, что за человек попал к нам в разведшколу. Мы определяем степень обучаемости, психофизиологию, механизм боевых рефлексов, выясняем восприимчивость органов чувств. В зависимости от их способностей мы разбиваем людей на три группы. В первую группу входят курсанты с заторможенными рефлексами и умственным аппаратом ниже среднего. Мы обучаем их два месяца по специальной программе. Самое главное для них — это научиться стрелять и интуитивно чувствовать противника. После этого мы отправляем их в сборные лагеря, откуда они отправляются в истребительные соединения. Главная их задача — борьба с партизанами. Этих агентов мы условно называем «овцы». Как правило, все они хорошие исполнители, умеют слушаться, но у них отсутствует всякая инициатива. В силу своей невысокой умственной организации у них занижен порог чувствительности. Как правило, они жестоки, у них отсутствует чувство сострадания, словом, для карательных экспедиций это весьма уместный материал.
— И какой процент они составляют?
— В отдельных случаях люди этого типа могут составлять до половины состава всей группы.
— Хорошо, что представляет собой вторая группа?
— Их мы называем «крысы», — с воодушевлением продолжал Ханц Грейфе. — Как правило, это люди среднего интеллекта, как и подавляющее большинство людей. Они в меру храбры, в меру трусливы, в меру инициативны. У них существует определенный порог обучаемости, выше которого они просто не способны подняться. Это касается как их психофизического устройства, так и умственного. В отдельных случаях при хорошем уровне подготовки они могут добиться весьма существенных результатов, даже где-то приблизиться к интеллектуалам и даже работать с ними на равных. Но тем не менее они никогда не сумеют добиться высоких показателей в разведке. Это заложено в их природе. У них не такой гибкий мыслительный аппарат, как у интеллектуалов. По-другому можно сказать так: «крысы» — это чернорабочие разведки. Некое пушечное мясо, если хотите. Они проходят четырехмесячное обучение, после чего мы отправляем их в тыл к русским. Главная их задача заключается в том, чтобы вести диверсионную войну в тылу русских. Причем делают они это весьма успешно. И совсем другое дело третья группа, мы называем их «волки». Это интеллектуалы, и это всегда штучный товар. Из набора в триста пятьдесят человек их может оказаться всего лишь десять или пятнадцать. Они обучаются по индивидуальному графику, а их учеба продолжается шесть месяцев. Как правило, «волки» легко владеют всеми видами боевой и умственной подготовки. Можно сказать, что они универсалы и практически не имеют слабых сторон. Кроме того, у них необычайно развита интуиция, они обладают звериным чутьем на опасность. Таких людей расточительно использовать как пушечное мясо, слишком много в них вкладывается.
— Где они работают лучше всего?
— «Волки» способны работать на любом участке. Это могут быть и диверсанты-одиночки самого высочайшего уровня. Но они могут выступать и в качестве особо ценной агентуры и резидентуры.
Шелленберг снисходительно улыбнулся:
— Вы воспитываете идеального диверсанта. Кто же с ними способен бороться?
К этому вопросу бригадефюрера Грейфе отнесся серьезно:
— С ними могут бороться только такие контрразведчики, которые подготовлены лучше, чем они. Русские называют таких людей «волкодавами». Русские контрразведчики. Скажем прямо, для нас традиционно неудобные противники.