Убить Сталина
Шрифт:
— А теперь пошли! — щелкнул Старостин секундомером.
Петр побежал, уворачиваясь от заостренных веток, торчащих по сторонам тропы. Сужаясь, тропинка уводила в самый бурелом. Где-то впереди легкий подъем, дальше — спуск, через каких-то метров двести бурелом станет не таким густым. Таврин чертыхнулся, едва не упав в глубокую яму. Перепрыгнув ее, он не без содрогания отметил, что из ее дна торчало несколько заточенных кольев. Все правильно, выживает сильнейший, вот так и готовят «волков».
Петр уже пробежал километра два, но совершенно не чувствовал усталости. В какой-то момент ему даже показалось, что эта дистанция не что иное, как прогулка на свежем воздухе, и тут же он едва не споткнулся
Периферическим зрением где-то в стороне от тропы он уловил едва заметное движение. Поначалу ему даже показалось, что оно не имеет к нему никакого отношения, но обостренное чутье, помноженное на боевой опыт, запротестовало: так не бывает! Повинуясь подсознанию, забившему тревогу, Таврин наклонился, и тотчас откуда-то из глубины чащи навстречу на большой скорости выкатилось бревно, — врезавшись в заросли кустарников, оно так же быстро вернулось обратно, будто бы его и не было.
Фу ты! Что же они еще придумают? Надо бы бежать помедленнее, чтобы не напороться на какую-нибудь ловушку. Но позади, подгоняя, ахнул выстрел. Таврину даже показалось, что пуля просвистела в опасной близости.
Сколько же он пробежал километров? Три? Четыре? Петр обрадовался, когда лес заметно поредел, тропа, сделавшись пошире, резко уводила под откос в сторону озера, пробившегося голубой полоской сквозь ветки крон.
Тропа вдруг сузилась и запетляла по краю каменистого обрыва, усыпанного огромными валунами. Стараясь держаться как можно ближе к лесу, Таврин молил только об одном — чтобы не скатиться вниз. Вот тогда не выбраться! А это конец. В лучшем случае — уродство. Хотя немцы подобный исход сочтут весьма перспективным. Подкатят куда-нибудь инвалидную коляску к железнодорожной станции, сунут в руки кепку для сбора милостыни и заставят считать проходящие эшелоны с вооружением.
Оставалось пробежать каких-то метров триста, Таврин даже рассмотрел впереди у самого подножия оранжевую ленточку, натянутую на уровне груди (так отмечается окончание дистанции). Только немного поднажать — и ты уже у цели.
Кто-то, стоявший за деревом, бросил ему под ноги громоздкий тюк. Таврин, легко перепрыгнув его, побежал дальше. Метров через пятьдесят из-за ствола дерева шагнул курсант из соседнего взвода, вооружившийся мешком, набитым каким-то хламом, он хотел ударить пробегавшего мимо Петра. Припав на левую ногу, Таврин легко уклонился от удара и несильно, чтобы было наукой, пнул ногой в грудь нападавшего.
Не расслабляйся!
Не сбавляя скорости, он устремился дальше вниз по склону — за спиной раздавались хруст ломаемых сучьев и глухая злобная ругань. Ничего, в следующий раз будет поосмотрительнее.
Вот тропа круто повернула налево, оставался самый крутой участок — десятка два метров вниз, а дальше пологая местность, с которой его уже никто не сбросит. А ведь что-то подсказывало ему, что так просто с этого косогора не сбежать. Значит, интуиция обманула? Не удержавшись, Таврин даже посмотрел вниз — его взгляд упал на острые камни. От ужаса у него свело челюсти, стоило только представить, что будет с его тренированным мускулистым телом, если он сорвется с кручи, — эти каменные клыки разорвут его куда с большей яростью, чем стая свирепых псов!
И в этот самый момент он услышал хруст веток, раздавшийся со стороны леса. Человек не просто шел к нему, а бежал, стараясь как можно быстрее сократить расстояние. Выплеснувшийся адреналин заколол в мозгу, Таврин понимал, что в этот момент он находится в смертельной опасности, достаточно всего лишь легкого толчка, чтобы он оказался на дне оврага с ощетинившимися и порыжевшими от непогоды острыми камнями. Если он окажется там, то неминуемо погибнет. Торчащие камни напоминали колья охотничьей ямы, которые для большей опасности смазывали внутренностями животных. Как никогда остро в нем проснулась жажда жизни. Отчетливо осознавая, что у него не остается времени для разворота, чтобы встретить опасность лицом, Таврин прыгнул вперед и, сгруппировавшись, покатился вперед по тропе кубарем, чувствуя, как лопатки и позвоночник натыкаются на угловатые камни. Чувствовал, что опередил преследователя шага на три, а это означало, что у него появилось время, чтобы обернуться и оценить ситуацию. Вскочив на ноги и развернувшись, он увидел набегавшего на него Мартынюка с заточенным колом в руках. Точнее, сначала он рассмотрел острый конец кола, направленный точнехонько ему в голову, и только после этого увидел горящие ненавистью глаза Мартынюка.
В его взгляде было нечто большее, чем просто личная неприязнь.
— Сейчас мы с тобой поквитаемся, большевичок! — выкрикнул Мартынюк, размахивая колом.
Удар! Мимо! Еще один замах, опять в пустоту! Заостренный деревянный конец едва не цеплял лицо, и на разгоряченной бегом коже Таврин чувствовал злой ветерок от этих мощных взмахов, слышал, как примитивное оружие Мартынюка со свистом рассекает пространство.
В какой-то момент Таврин хотел развернуться и, петляя зайцем, укрыться в ближайших кустах. Но генетическая память, доставшаяся от первобытных предков охотников, неожиданно воскресшая в этой экстремальной ситуации, предупреждала о том, что он не успеет пересечь открытое пространство. Важен фактор внезапности! Таврин продолжал действовать на рефлексах, отработанных в боевой обстановке. Умело уклонялся, отпрыгивал в стороны, заставляя Мартынюка терять равновесие. Но тот, широко расставив ноги, упрямо продолжал наступать, орудуя заточенной палкой, как обыкновенной дубиной.
Вряд ли в программе разведшколы было заложено это задание, просто этот упертый хохол хотел его убить.
Отступая, Петр даже не удивился тому, что уверенно обходит многочисленные камни, торчащие на тропе, не глядя перепрыгивает неглубокие рытвины и поворачивает в нужную секунду. Стараясь смотреть прямо в глаза Мартынюку, он, ведомый подсознанием, видел и отмечал то, что находится на периферии его зрения.
Увлекшись, Мартынюк не заметил, что в шаге от него находится внушительная глыба из песчаника. Гальки разного размера, спаянные между собой рыжим песчаником, напоминали глаза каких-то доисторических животных, не без интереса всматривающихся в жестокое единоборство. Вот сейчас его противник наступит на эти окаменевшие глаза, причинив им тем самым боль, а уж они его не простят!
Еще полшага, еще чуток… Таврин понемногу отступал, поединок должен напоминать преследование. Чаще всего худшее происходит в самой безобидной ситуации. Шагнув шире, чем следовало бы, Мартынюк ногой угодил в глыбу песчаника, и камень, противясь насилию, пошатнулся, сбрасывая с себя его ступню. Равновесие было потеряно всего лишь на какое-то мгновение. Беспомощность, плеснувшая в его зрачках, стала сигналом к нападению, и Петр, не мешкая, шагнул вперед, ухватился за кол и с силой дернул его на себя. Мартынюку следовало бы отпустить палку, тогда еще можно было устоять, но, разгоряченный противоборством, он подался вперед, продолжая крепко сжимать свое оружие. Выцветшая пилотка отлетела в сторону, а Мартынюк, грохнувшись коленями о камень, распластался у его ног.