Убить ворона
Шрифт:
– Думаю, что глоток кофе не существенно задержит меня, – сообщил адвокат контролеру с обидой в голосе, как будто тот был виноват за напрасное ожидание, за давление, за рябящий в глазах кафель. – Извините, гипотония.
Сосновский раскрыл термос и налил пахучего кофе в пластиковый стакан.
– А, Леонид Аркадьевич, как ваше драгоценное? – оживленно спросил кто-то.
Сосновский обернулся – по коридору тюрьмы шел следователь Болотов.
– Благодарствуйте, скверно.
– Да что такое?
– Давление одолевает. Что нынче с погодой? Это же жить нельзя. Чем так жить, так лучше вообще не жить. Какой с утра буран был!…
– Ничего,
– Так я ведь ордер на защиту принес, – сказал адвокат, кивнув. «Что за балбес!» – подумал он тут же. Болотов всегда казался ему натурой грубой и простоватой.
Влив в себя кофе из пластикового стаканчика, Сосновский вошел в зал, расположенный на втором этаже. Голова вроде чуток отпустила, или он уже попривык к боли. Чирков… В мыслях проворачивались привычные схемы помощи подзащитному. Очевидно, что Чиркова спасти было невозможно, но от успешного хода дела, деятельной защиты зависела не только судьба подзащитного, но и судьба защитника. Чирок был слишком заметной фигурой в преступном мире, чтобы следствие по его делу, а затем судебный процесс остались незамеченными и, что было важнее, невознагражденными. Сосновский был выбран не случайно – в нынешние времена немного найдется других таких старых, видавших виды лисов – знатоков закона и умельцев закон обойти. Сосновский с гордостью мог назвать не один десяток, казалось, вовсе провальных процессов, которые он спас. Скажем так: многие злодеи Российской Федерации должны были бы ставить свечки святому Леониду за приумножение лет и доброе здравие адвоката Сосновского, но Сосновский не был христианином, бандиты не были религиозны, так что благодарность выражалась преимущественно в валютной форме. Услуги Сосновского были достойны оплаты. Впрочем, о грядущей оплате труда Сосновский в случае с Чирковым и не помышлял. Уже лет семь он состоял у Чиркова, если можно так выразиться, на зарплате. Получал свои солидные семь тысяч долларов в месяц и в ус не дул. Надеялся, что так и пронесет. Не пронесло – теперь вот эти денежки отрабатывать придется. Мозгами искупать, изворотливостью, кровью…
Хорошо бы не свободой. Сколько известных Сосновскому адвокатов отрабатывали свои «зарплаты» тем, что таскали в тюрьму наркотики, записки с воли и вообще делали вещи, несовместимые не только со званием защитника, но и со свободой. Свободой потом и платили.
Сосновский нашел Чиркова в состоянии понятного удручения. Серые потолки кабинета и казенная масляная краска стен подавляли сознание. Казалось, пробыв в этом помещении хоть недолго, забудешь о том, что есть и еще какой-то, более просторный мир.
Для Леонида Аркадьевича визиты в Бутырку были делом столь частым, что его настроение мало переменилось. Он присел, испросив позволения заключенного, потому что считал, что вежливость не мешает никогда (она, в конце концов, тоже оплачивалась).
– Ну что, Аркадич, влип я? – с кажущейся развязностью спросил Чирков.
– Похоже на то, но не вешайте носа, – уныло ободрил его адвокат.
– Влип… – вздохнул Чирков. – Вот ведь, и не такое видывали, а тут на пустяке попался. Пионеры, видишь, подгадили. Ненавидел пионеров всю жизнь, с детства. Я знаешь что у себя на галстуке нарисовал?…
Леонид Аркадьевич сделал попытку изобразить на лице заинтересованность.
– Черепушку… Слушай, что-то меня в детство потянуло. Я беднягу легавого утопил в воспоминаниях. А впрочем, ладно, – перебил он себя. – Надо мне отсюда ноги делать, Аркадич, вот что я тебе скажу.
Сосновский встрепенулся:
– Как то есть? Да вы знаете, что отсюда никто не сбежал? Кроме Дзержинского. Хотя, боюсь, это просто легенда. Отсюда таракашка не сбежит.
– А ты меня с таракашками не равняй, – сухо заметил Чирков. – Тебе таракашки не платят. Ты давай головой своей ученой думай, как меня отсюда вытащить.
Сосновский приложил холодные, длинные пальцы к вискам.
– Да вы как себе это предполагаете? Тут не то что вы не сбежите, тут и я с вами вместе окажусь.
– Предполагать не мне надо, – напомнил Чирков. – Мое дело – отсюда бежать, а твое – придумать, как я это сделаю. Понятно?
Леонид Аркадьевич задумался. В висках екнуло. «Эх, черт, что ж за работа такая шакалья…» – подумал он в раздражении, привычно скрытом за безликой маской спокойствия. Сбывались наихудшие из его ожиданий. Он бы с большим удовольствием принес Чиркову полкило гашиша. Но помочь в побеге…
– Конечно, ситуация не совсем безнадежна, – протянул он наконец, – есть одна возможность… Но вы понимаете – риск велик…
Глава 11. АТАКА
«Почему так близко от города строят аэродромы? – думал Сабашов, входя в подъезд. Ладно там, в Западной Европе, у них места мало, но у нас-то в России „степь да степь кругом“. Отъезжай в любую сторону и разравнивай площадку под аэродром. Так нет, сначала экономим на дорогах, а потом самолеты падают в центре города и столько людей гибнет».
Звонок квартиры не работал, и Сабашову пришлось стучать. На стук тоже никто не откликнулся. Сабашов уже собирался звонить в следующую квартиру, но услышал за дверью без звонка падение нескольких предметов и напрягся. Отборный многоэтажный мат успокоил Сабашова. И голос показался ему знакомым. Замок долго не поддавался, поэтому в квартире опять крепко выражались. Когда дверь наконец открылась, Сабашов вдруг увидел своего соседа по лестничной клетке, слесаря Мишу. Поскольку дом Сабашова находился в другом конце города, появление Миши на пороге этой квартиры его крайне удивило.
– О, Дмитрич! – в свою очередь опешил Миша. – А тебя что, твоя баба тоже поперла?
Сабашов прикинул, стоит ли говорить с пьяным свидетелем.
– Заходи, – посторонился Миша. – У меня есть, – и он красноречиво щелкнул пальцем по горлу.
Сабашов вошел в обшарпанную прихожую, которая напоминала городской туалет в аварийном состоянии.
– Садись, – засуетился он на кухне. – Этим бабам, сколько ни давай, все будет мало. Твоя-то тоже из тебя веревки вьет.
Миша налил в стаканы спирт из алюминиевой канистры и стал искать, чем бы закусить.
– Ты, говорит, пьешь! – продолжал Миша. – Дура! Разбавляешь? – взглянул он на Сабашова.
Сабашов сделал отрицательный жест рукой, но Миша это понял по-своему.
– Правильно. Я тоже не разбавляю. Еды нет. Я говорю, ты пацанов пожалей, дура. Им же отец нужен. Конечно, я выпиваю, у меня работа тяжелая. Но деньги приношу. Вон людям полгода задерживают. Ну давай, помянем погибших.
– Я не могу.
– Не понял?
– Я на работе.
– Все работают. Но ты вот живой, а нашего Петьки нету.