Убить ворона
Шрифт:
– Я же не виноват…
– А я тебя не виню. Но ты будь человеком. Помяни друга.
– Да на работе я!
– Я тебе сейчас башку проломлю – и вся работа! – Миша схватил с пола пустую бутылку и замахнулся.
Сабашов взял стакан, выпил спирт и стал хватать ртом воздух.
– Вот так! – смягчился Миша. – Помянуть надо. Потому что никогда не знаешь…
Миша шумно выдохнул воздух, залпом выпил свой спирт и зажмурился.
– Эх, Петька! Мы же с ним за одной партой сидели. Вместе летать мечтали. И он полетел, а я комиссию не прошел.
Миша открыл глаза и уставился на стакан Сабашова.
– Все. Я ментам вообще не наливаю. Тут просто случай такой…
«Я же на работе!» – попытался собраться с мыслями Сабашов.
– Мне пацанов жалко! Что она им может дать? – засопел и стал клевать носом Миша.
– Слушай, Миша, а ты не видел, как упал самолет? – заплетающимся языком спросил Сабашов.
Миша повернулся на голос:
– Сабашов, ты меня уважешь?…
– Ты видел, как упал самолет?
– Мы… Не помню… Петька… Мы же за одной партой, – Миша заплакал.
Сабашов похлопал его по плечу и с трудом пошел «на взлет». Он вышел на площадку, прикрыл дверь и нажал кнопку звонка соседней квартиры.
– Кто там? – спросил женский голос.
– Это я, – с трудом сказал Сабашов.
Дверь открылась, и Сабашова оглядела с ног до головы женщина в махровом халате.
– Вам кого? – спросила она.
– Вас, – улыбнулся Сабашов.
Женщина, почувствовав перегар, устало поморщилась:
– Вы ошиблись. Самогон у Зоси, это в соседнем подъезде.
– Я бы хотел поговорить с вами, – Сабашов пошатнулся, но вовремя ухватился за косяк.
– Да иди ты, – и женщина резко захлопнула дверь.
«Надо бы сюда зайти потом, после, – подумал Сабашов, – но сейчас я должен прийти в себя».
Он вышел на улицу и опустился на лавочку около подъезда. «Две минуты – и вперед», – дал он себе установку.
…Ему снилось, что они летят в безоблачном небе, в котором ничего не предвещало тревоги. Турецкий снял шлемофон и пристально всматривался сквозь лобовое стекло. Сабашов покосился на радиста – Мишу – и спросил:
– Какой у нас самолет?
– «Су-37», – ответил Миша и укоризненно покачал головой.
Турецкий надел шлемофон и откинулся назад.
– Они появились. Приготовиться к атаке, – скомандовал Турецкий.
Сабашов плюнул на гашетку и бережно протер ее манжетой летной куртки.
– Атакуем сверху, – уточнил Турецкий, и «Су-37» резко пошел вверх.
Сабашов прильнул к окуляру и поймал в прицельную сетку вражеский бомбардировщик.
– Давай, Сабашов, я в тебя верю, – улыбнулся ему Турецкий.
И Сабашов хотел было оправдать доверие Турецкого. Но тут его толкнули в плечо, и он проснулся. Открыв глаза, он увидел перед собой Александра Борисовича.
– Как дела? – иронично спросил Турецкий.
– Вот на минутку присел здесь – проанализировать и подвести итоги… Могу доложить о предварительных результатах, – он суетливо полез за блокнотиком.
– Потом, – остановил его Турецкий. – Продолжайте выявление очевидцев и допрос свидетелей.
Турецкий скрылся за углом дома. «Как это я заснул? – сокрушался про себя Сабашов. – Интересно, заметил он что-нибудь или нет? Да, наверное, нет, я ведь только глаза прикрыл».
Глава 12. ТРАГЕДИИ
У подъезда неловко топтался участковый.
– Тут я уже всех оповестил, что вы их будете опрашивать, – почтительно улыбнулся он Турецкому. – Но только на втором этаже один типчик у нас проживает. Зайдулин Николай Юрьевич. Я вас к нему хотел проводить, а то он без меня дверь не откроет. Давайте сразу к нему? – вопросительно взглянул он на Турецкого.
– Не возражаю, – согласился Александр.
– Вы его там встряхните как следует! За ним много грехов водится, – поспешно говорил участковый, поднимаясь по лестнице чуть впереди Турецкого. – В банке работает, – участковый презрительно усмехнулся. – Новогорский новый русский.
Возможно, за Зайдулиным и водятся грехи, подумал Турецкий, но то, что в оценке участкового угадывалась зависть и личная неприязнь, – факт. Турецкий снисходительно улыбнулся: в наших людях эта черта еще не скоро искоренится, когда при виде благополучия другого человека хочется не то чтобы у тебя было лучше, а чтобы хуже было у него.
Турецкий с интересом оглядел резную входную дверь с барельефом по периметру, в котором отчетливо угадывались фигурки обнаженных женщин. Двери, как выяснилось чуть позже, оказались двойными. Турецкий всегда посмеивался над этой мерой предосторожности, которая для людей, тщательно заботящихся о собственной безопасности, порой оборачивалась настоящей трагедией. Ведь «домушники» или другие желающие попасть в такую квартиру без согласия хозяина делали обычно так: открывали своими отмычками первую дверь и, оставив ее прикрытой, звонили хозяину. Для того чтобы посмотреть в глазок первой двери, тот вынужден был отпирать внутреннюю. Только этого и дожидались незваные гости.
Пока Турецкий размышлял на эту тему, произошло сразу несколько небольших, но довольно интересных событий. Участковый позвонил в резную дверь, которую быстро и нервно стали открывать – замков оказалось четыре. Участковый в это время успел крикнуть Зайдулину, что его желает опросить следователь из Москвы. И тут же из квартиры показался молодой человек лет тридцати, который без слов схватил участкового за шиворот и попытался спустить с лестницы. И только вмешательство Турецкого помешало ему.
– Я вам говорил, что с этим мерзавцем будут проблемы, – крикнул с нижнего лестничного пролета участковый. – Надеюсь, справитесь теперь без меня?
– Постараюсь, – усмехнулся Турецкий и вошел в квартиру.
– Тесть мой бывший, – злобно кивнул Зайдулин в сторону участкового. – Я восемь лет уже с Танькой в разводе. Это дочка его. А он все не уймется. Засажу, говорит, тебя, потому что жизнь моей дочери испоганил. Вынюхивает, все в дела мои лезет. А чем я ей жизнь испоганил? Она уж во второй раз замуж вышла, и все у нее по высшему разряду.