Убить зло (Подобный Богу)
Шрифт:
Она не должна была знать, что ты потерялся в ней, а она в тебе, не должна была почувствовать ту благословенную нежность, которая вдруг охватила тебя. Ты старался не отводить глаз от снимков, если бы ты не смотрел на них, то пропал бы; ты не понимал природу этой мгновенно возникшей угрозы уничтожения, и ты не мог его допустить. Что-то драгоценное, что-то такое, без чего ты не мог жить, было в опасности, что должно быть сохранено, хотя ни тогда, ни сейчас ты не мог этого определить.
Ты понимал только, что Люси должна снова касаться тебя, что ты должен бесконечно испытывать это наслаждение ее близостью; но она не должна
Этот опасный экстаз был тайной, которой не следовало делиться, ибо, открытый, он мог рассыпаться. Жестоко рассыпаться.
Одна фотография выпала из твоих рук ей на колени.
Вы вместе схватили ее, и твоя рука накрыла ее у нее на юбке, на ее ногах. Она взглянула на тебя, и вдруг ее глаза широко распахнулись, а лицо застыло, став мраморным.
Ты нагнулся и поцеловал ее. Не отрывая от ее губ свои, ты обнял ее и сильно притянул к себе, прижимая к подушке. Крепко обнимая ее правой рукой, продолжая целовать ее, левой ты слепо и неловко гладил ее спину, ее волосы и шею.
— Любовь моя, Люси! Любовь моя! — выдохнул ты.
Ты повернулся, лег рядом с ней, снова поцеловал ее, бормоча: — Поцелуй меня, пожалуйста!
Она молча несколько раз поцеловала тебя, обнимая сильными и напряженными руками.
— Любовь моя, моя дорогая, — шептал ты.
Твоя рука неловко просунулась ей сзади под платье.
Она вдруг сильно вздрогнула, оттолкнула тебя и села, тяже но дыша и не глядя на тебя.
— Кажется, ты порвал мне платье, — с сожалением сказала она. из Ты резко повернулся, спустился на пол, где застыл на месте, чувствуя себя отвергнутым и смешным, трясущимися пальцами нащупывая в кармане пачку сигарет. Она тоже встала, оправила юбку и, подойдя к туалетному столику, стала поворачиваться перед ним, пытаясь обнаружить порванное место на платье.
— Извини, если я его порвал, — сказал ты ей со своего места. — Я не знал, что делаю, прости.
Она подошла к тебе очень близко и положила руки тебе на плечи. Она старалась улыбаться, а ты пытался заглянуть в ее встревоженные глаза.
— Я чуть не плачу, — сказала она. — Ничего не понимаю. Что случилось? Я не боюсь ничего, что могло между нами произойти. Мне должно было понравиться, что ты порвал на мне платье, но это получилось некрасиво.
— Извини. — Ты только это и мог сказать. — Я ужасно сожалею, Люси.
Пока она стояла вот так, все еще держа руки у тебя на плечах, ты подумал снова обнять ее, но она отошла к кровати и стала собирать разбросанные фотографии.
— Тетушка Марта будет гадать, чем мы тут занимаемся, — проговорила она.
— Да, — согласился ты. — Мне лучше уйти.
— Я не смогу завтра пообедать с тобой, потому что тетушка попросила пообедать с ними в последний раз.
Она сказала, чтобы я тебя пригласила, если ты захочешь прийти.
Ты заметил, что они, наверное, предпочитают провести вечер с ней наедине, чтобы им никто не мешал.
— Я приду позже, после обеда, если можно, и провожу тебя на вокзал.
— Хорошо, так и сделаем. Это будет очень мило.
Она спустилась с тобой вниз и проводила до дверей.
Ты чувствовал себя неуклюжим и совершенно беспомощным; ты не имел представления о том, что происходит, что ты намерен делать, что она чувствует или думает. Ты был настоящим идиотом, без направления, без цели, без понимания. Стоя на крыльце, ты взял ее руку, она
Неси в себе свою тайную и непостижимую муку. Если с тех пор, как ты стал взрослым человеком, ты к кому-то и относился с искренностью и в ответ был принят откровенно и честно, то это случилось с Люси — и результат был воистину ошеломительным. В ней таилось нечто пугающее тебя, или это было в тебе, нечто, чутко ощущающее необъяснимую угрозу. Когда ты начинал копаться в себе, ты почти ничего не понимал, ты сложен из множества кусочков сложной головоломки; но с Люси, которая была проста и открыта, ты совершенно терялся. Бог видит, как все было просто! Она предложила тебе все, все, что тебе было нужно и чего ты желал…
Весь следующий день на работе, в тот последний день, измучившись от размышлений и предположений, ты почувствовал, что наконец все решил. Ты приедешь к ней сразу после обеда, это даст тебе возможность провести с ней наедине три часа: поезд прибудет только в одиннадцать. Другой возможности не будет. Скажем, ты приедешь в девять, все равно останется еще два часа — хотя, собственно, достаточно было и двух минут. После того, что случилось вчера, если ты этого не сделаешь, если у тебя не хватит мужества сказать, что все в порядке, ты моя, а я твой, — ты упадешь так низко в собственных глазах, что не сможешь жить дальше. Ты с горечью твердил, что для нее это не вопрос порядочности; она прекрасно проживет и без твоей порядочности или еще чего-то, что ты мог ей дать; вопрос только в том, чтобы у тебя оставалось право на жизнь. Желание Люси, твой восторг и остановка пульса от ее захватывающего очарования ни имело с этим ничего общего. Или тебе, как живому организму, присущ естественный аппетит, или где же тогда жизнь?
Днем позвонила Эрма; она не видела тебя целую неделю, сказала она; может, пообедаем сегодня вместе? Ты ответил, что очень сожалеешь, но это невозможно. Когда она начала настаивать, ты ответил ей почти грубо, что должно было напугать ее. Черт с ней, отважно подумал ты.
Ты покинул офис чуть позднее, чем обычно, и поехал в свою комнату в клубе. Довольно рано пообедав в одиночестве, вывел машину из гаража; человек помог тебе поднять верх, потому что начался дождь — холодный, нудный, мелкий. Было только восемь часов, ты решил, что не стоит приезжать к ней так рано, лучше немного покататься по городу; это будет последняя прогулка холостого мужчины. Эти размышления показывают, что ты еще что-то чувствовал, но это было откровенной фальшью, потому что, ведя машину накануне, ты заметил, что бензобак почти пустой, и, направляясь в гараж всего десять минут назад, напомнил себе, что нужно заправиться, но сейчас ты выехал, даже не подумав об этом.
Сначала ты заехал в клуб, где забрал книги и коробку конфет, которые ты купил для Люси, подумав, что она может решить поехать в Нью-Йорк и позже вернуться, и если не вернется, то все равно. Затем ты поехал на юг, по направлению к Хейтсу, а оттуда за город.
Дождик продолжал моросить. Ты решил, что можешь повернуть на Лувеллин-роуд, но, оказавшись там, миновал поворот. Ты медленно и осторожно ехал в ночи, оставив город далеко позади, и в свете твоих фар были видны прямые блестящие струи дождя. Интересно, они серебряные или стальные? Стальные, решил ты.