Убить зверя
Шрифт:
– С-сука-а… – прошипел Малеванный и завыл, как волк-подранок: – У-у-у…
– Не вой на беду, урод. Прощай, завшивленный пахан…
Чагирь метнул нож так быстро, что Егорша, который, затаив дыхание, с невольным трепетом слушал этот страшный диалог, увидел только его рукоять, уже торчащую из груди Малеванного. Пахан дернулся несколько раз и затих. Чагирь удовлетворенно хмыкнул, выдернул нож из тела и воткнул его несколько раз в землю, очищая от крови. Затем он подошел к костру и, насадив кусок медвежатины на прут, положил его на рогульки, чтобы приготовить себе завтрак – небо на востоке уже начало светлеть и до рассвета оставалось не более часа.
Ошеломленный трагедией, разыгравшейся на его глазах, Егорша уже не знал что и делать. Чувство
Воспитанный в любви, мальчик впервые в жизни столкнулся с нечеловеческой жестокостью и невероятным цинизмом. И если еще вечером он был готов перестрелять убийц родителей, словно куропаток, то теперь в его душе что-то перевернулось, и никакая сила не могла заставить подростка хладнокровно свершить задуманное.
Но он не мог, не имел права, отпустить Чагиря безнаказанным. Что делать, что делать!? С такими мыслями Егорша промаялся до восхода солнца, и лишь когда его первые лучи позолотили верхушки деревьев, он наконец принял решение…
Чагирь спал. Он так сильно устал, что уснул мертвецким сном с недоеденным куском медвежатины в руках.
Костер едва теплился, и легкий низовой ветерок разнес весть таежным обитателям, что их главное пугало – огонь – на последнем издыхании и что рядом с ним находится гора мяса. Лешак извелся, сдерживаемый неумолимым хозяином: своим великолепным нюхом пес мог чуять дичь на большом расстоянии, а здесь она была совсем рядом. Егорша уже заметил лисий выводок, беспокойно шастающий в густом осиннике; наверное, молодняк вела старая опытная лиса, которую на мякине не проведешь – она выжила только потому, что боялась даже собственной тени. Подросток не сомневался, что привлеченные аппетитными запахами свежатины где-то неподалеку бродят и волки, и росомаха, не говоря уже о мелких хищниках, для которых даже крохи со стола крупного зверья – настоящий пир.
Бандит проснулся только тогда, когда веревочная петля захлестнула ему шею. Егорша понимал, что тягаться силой с Чагирем он не может – тот все-таки был старше и гораздо опытней – а потому пошел на хитрость.
Подросток соорудил из веревки большой силок и с невероятным терпением и бесстрашием настораживал его почти час, пока не подвел петлю под голову Чагиря – тот наконец перевернулся на бок и угодил в смертельную ловушку. Мгновенно затянув узел удавки, Егорша подтащил ничего не соображающего, а потому почти не сопротивляющегося, бандита к сосне и, перекинув веревку через сук, сначала заставил Чагиря встать на ноги, а затем быстро намотал свободный конец веревки на ствол. Теперь бандит свободно мог только дышать; при любом резком движении петля затягивалась.
– Ты… кхр! – закашлялся Чагирь. – Ты кто?!
Подросток молчал. Он нашел неподалеку подходящую жердь и обрезал ее в нужный размер.
– Пацан… – наконец сообразил Чагирь, кто перед ним. – Зачем ты меня привязал?
Вопрос был совершенно глупым, это сразу понял и бандит, а Егорша – тем более; он по-прежнему деловито орудовал ножом, делая на толстой жерди глубокие зарубки.
– Слышь, малый, отпусти меня, а? – жалобно заныл Чагирь, видимо решив сменить тактику. – Чего я тебе сделал? Я охотник, на меня напали… эти… – он запнулся, подыскивая нужное слово. – Не знаю, кто они. В меня стреляли… Отвяжи, больно… – бандит попробовал сменить положение, но тут же немедленно выпрямился во весь рост – смазанная медвежьим жиром петля вгрызлась в горло, перехватив дыхание. – Кхр!
Кх-кх… З-задавит…
– Помолчи и стой спокойно. Будешь упираться – получишь пулю, – Егорша перезарядил карабин и, подойдя к Чагирю сзади, положил жердь ему на плечи. – Подними руки. Быстрее! – он больно уколол бандита ножом.
– И не трепыхайся… если хочешь еще немного пожить.
Чагирь не стал упираться и покорно дал привязать руки к жерди. Егорша критически осмотрел распятого бандита и остался доволен. Затем, связав ему ноги, он приказал Лешаку сторожить пленника, а сам лег спать – тяжелая дорога и бессонная ночь гнули его к земле с непреодолимой силой…
Он проспал до обеда. Не кормленный Лешак с вожделением поглядывал на куски медвежатины, но, повинуясь приказу хозяина, не отошел от Чагиря ни на шаг. Бандит даже не делал попыток освободиться – здоровенный пес при малейшем его движении злобно щерил клыки и угрожающе урчал. Пока Лешак насыщался, Егорша собирал пожитки. Он сложил в вещмешок все продукты, уворованные бандитами, добавив еще и вяленого мяса. Затем подросток отвязал Чагиря от дерева и, приспособив мелкашку, берданку и остальную поклажу ему на закорки, дернул за конец веревки, привязанной к талии молодого бандита:
– Топай. И не балуй – я не промахнусь, – Егорша многозначительно похлопал по прикладу карабина, который он держал наизготовку.
– Братан, может, все-таки договоримся, а? – заискивающе спросил Чагирь.
С привязанными к жерди руками, он напоминал Егорше распятого римского раба – такую картинку подросток видел в учебнике истории, оставленном ему ссыльным учителем.
– Серый волк тебе братан, – отрезал Егорша. – Иди, гад, и не дергайся.
– Кто ты? – Чагирь даже отшатнулся, встретив взгляд подростка, пылающий ненавистью.
– Я тот, у которого вы, подонки, убили мать и отца. Пошел! – едва сдерживая себя, чтобы не нажать на спусковой крючок, Егорша с силой ткнул дулом карабина в живот бандита.
Тот даже не охнул от боли. Глаза Чагиря вдруг остекленели, и он, опустив голову, молча поплелся впереди Егорши.
Их ждала трудная и длинная дорога.
Глава 12. Сатанист
Клевахин смотрел кино, отснятое Тюлькиным на похоронах Опришко и Кирюхина – в последний путь их провожали вместе. Именно кино, а не просто материалы оперативной видеосъемки: такого помпезного мероприятия город не видывал лет двадцать пять – со дня смерти молодого и энергичного первого секретаря обкома партии, по своей зеленой наивности решившего покончить в подведомственном ему регионе с кумовством и очковтирательством. (По официальной версии Первый попал в автокатастрофу, но опер Клевахин по чистой случайности успел ознакомиться с заключением медэксперта до того, как все материалы следствия изъял КГБ, где черным по белому было написано, что секретарь умер примерно за час до столкновения его служебной "Волги" с грузовиком от сердечного приступа; якобы сердечного приступа).
Кино было и впрямь весьма занимательным. Тюлькин только похрюкивал рядом от радости, когда Клевахин в который раз хвалил его за незаурядные операторские способности – старлей сумел запечатлеть на пленку самое главное, ради чего, собственно, и послал майор своего помощника на свершение служебного проступка.
– Какие люди в Голливуде… – мурлыкал себе под нос назойливо втемяшившуюся в голову песенку Клевахин, когда ему приходилось делать очередной стоп-кадр.
Да, процессия скорбящих впечатляла. Рядом с вице-премьером, родственником усопшего Опришко, шагал с хмурой азиатской физиономией вор "в законе" Чингиз, чуть поодаль рядком топтали чисто вымытый по случаю похорон асфальт начальник городского управления внутренних дел и "положенец" Базуль, управляющий областного отделения Госбанка едва не в обнимку шел вместе с некогда известным карточным шулером, а ныне богатым бизнесменом, продюсером фильмов "про братву"; помощник прокурора любезно беседовал с отпущенным под залог "избранником народа", которого спасала от тюрьмы его депутатская неприкосновенность и миллионы долларов, украденных им у своих глупых и чересчур доверчивых избирателей; мэр города, бывший партийный секретарь, безбожник и антихрист, едва не рыдал на плече у ряженого, истинно верующего атамана какого-то казачества, грудь которого украшали кресты и медали…