Убить зверя
Шрифт:
Но сейчас, на закате жизни, когда он наконец вкусил ее другую, сытую и достаточно безмятежную, сторону, Базуль вдруг с невероятной остротой ощутил свой близкий, умопомрачительно глупый и унизительный конец. Удача не просто отвернулась от вора "в законе" – она жестоко посмеялась, "опустив" его так, как он проделывал это в зоне со смазливыми мальчиками.
Однако самым обидным было то, что своим падением он обязан только себе. Кого винить? Балагулу?
Можно, конечно, пустить его на распил – а толку? Голова он, Базуль, с него и ответ. Куда не кинь, везде клин…
Как ни странно, в перестрелке погибло
Чтобы как-то сгладить неприятное впечатление от в общем-то неожиданной стычки, Базуль не поскупился и отвалил каждому из своих легионеров по две штуки зеленью, а семьям погибших купил квартиры, машины и дал по десять тысяч долларов.
Лишь Балагула, которого Базуль поначалу сгоряча посчитал единственным виновником кровавого побоища на "стрелке", получил шиш с маслом и корзину с фруктами – больничную передачу. Помощник вора " в законе" лежал отдельно от остальных раненных в охраняемой спецлечебнице для крутых и денежных, куда его, обеспамятевшего, отвезла братва, умыкнув прямо из-под носа ментов, целой оравой примчавшихся на разбор шапок. Он провалялся там почти неделю, полуоглохший и потерявший дар речи; хотя, скорее всего, Балагула просто не хотел ни с кем разговаривать. Сегодня его должны были выписать, и "положенец" ждал, когда он явится к нему, чтобы вместе разобраться в сложившейся ситуации – последние события поколебали веру Базуля в свои силы, и теперь он, как никогда прежде, нуждался даже не в помощи или совете, а в обычной дружеской беседе.
Балагула приехал в тот момент, когда Базуль наблюдал через вмонтированное в стену кабинета зеркальное стекло за рабочими, получавшими расчет по окончании строительства тайного подземного хода. Все они были шабашниками, приехавшими на заработки – в основном выходцами из Западной Украины. Деньги выплачивал обычно невозмутимый Шатоха, совершенно спокойно пропускающий мимо ушей ругань обозленных проходчиков, положивших в карман половину той суммы, что им была обещана. Для того, чтобы никто из шабашников не знал кому и где они роют подземный ход, их поначалу привезли во владения Базуля в закрытом фургоне, а затем держали взаперти и под надежной охраной до тех пор, пока они не сдали объект "под ключ". И теперь Шатоха монотонно бубнил, объясняя обманутым работягам, что из их заработка вычтены деньги, потраченные на харчи, зарплату охранникам и за жилье. Украинцы не соглашались с такой трактовкой договора, бунтовали и едва не брали за грудки секретаря-референта, и Шатоха все чаще с надеждой посматривал на зеркало, за которым скрывался босс.
– Может, подождать, пока ему эти хохлы рожу набьют? – мечтательно спросил Базуль, когда Балагула уселся в кресло и налил себе бокал апельсинового сока. – Она у него давно кирпича просит. Белая кость… мать твою…
Балагула за неделю, проведенную на больничной койке, здорово сдал: глаза ввалились и теперь казалось, что на их месте остались только темные впадины, на дне которых поблескивали серые капли свинца, кожа на прежде тугих щеках отвисла, а лоб и левая половина лица, обожженные при взрыве "джипа", представляли собой почти сплошную корку, смазанную какой-то гадостью с отвратным больничным запахом.
– Они его просто по полу размажут, – откликнулся охрипшим голосом Балагула. – Эти парни – шахтеры, так что рычаги у них будь здоров.
– Да, ты прав… – неохотно согласился Базуль и нажал кнопку вызова охраны. – Шатоху нужно спасать. Еще пригодится. Ты ему веришь? – неожиданно спросил он, резко поворачиваясь к Балагуле.
Тот некоторое время молчал, наблюдая за событиями в комнате с зеркальным стеклом, обычно служившей малым банкетным залом. Туда как раз ворвались вооруженные до зубов "быки", и обмишуленные рабочие, чтобы не потерять последнее, понуро и безмолвно направились к выходу во двор, где их уже ждала похожая на милицейский "воронок" закрытая машина.
– Нет, – наконец коротко ответил Балагула.
– Почему?
– Он чересчур хитрый.
– А ты сам что, душа нараспашку? – с насмешкой посмотрел на своего помощника "положенец".
– По крайней мере, не лезу без мыла в то самое место, – Балагула побагровел. – Конечно, я тоже не лох, но уж коль сел в телегу, то не спрыгну до самого конца. А у Шатохи только один Бог (правда с многими лицами) – американский бакс. Вот ему он действительно служит верой и правдой.
– До чего люблю базарить с учеными людьми, – иронично покривился Базуль. – И все-то вы знаете, и на все у вас есть готовый ответ. Интересно, а как бы ты меня охарактеризовал?
– Извините, Федор Лукич, но сегодня я меньше всего склонен заниматься диалектикой. У меня в башке до сих пор шмели гудят. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом.
– Диалектика… – в глазах старого вора мелькнул нехороший огонек. – Мудреные слова. Да, дорогой Федор Лукич, это тебе не по фене ботать. Пора, старый пень, вострить лыжи – и на свалку…
Базуль явно пытался "завестись", чтобы отвести душу. Балагула знал это свойство своего босса достаточно хорошо, а потому замкнулся и сидел, будто внезапно онемевший.
– Ну ладно, хватит воду лить. Поговорим о делах, – сказал, остывая, "положенец". – Я хочу услышать, что ты думаешь о событиях на "стрелке"?
– Сплошной идиотизм, – коротко и угрюмо ответил Балагула.
– Ты считаешь меня идиотом?!
– Не о вас речь. Нас просто стравили. Уж не знаю, кто подкинул Чингизу идейку насчет Кургузого рынка, но то, что он пел с чужого голоса – факт. Я не исключаю, что в городе вот-вот появится – или уже появилась, а мы пока не знаем – "третья" сила. И на нее сделали ставку те, кто вскорости придут к власти.
– Не чеши мне уши! Какая третья сила!? Большая часть ключевых постов в городе – наши. И я не вижу никого – за исключением Чингиза – кто бы мог нам противостоять.
– Вспомните Сандро. Уж он-то держал свой город, что называется, в ежовых рукавицах. Никто даже шевельнуться лишний раз без его разрешения не мог. И что? Как только Сандро завалили, сразу почти всю его братву взяли на цугундер. Кому мозги вышибли, кого в зону запихнули, сдав со всеми потрохами, а те, кто поумней, рванули когти, разбежались, куда глаза глядят. Теперь в городе правит бал какой-то Калина.