Убить зверя
Шрифт:
Второй раунд начался для волкодава неудачно. Чемпион обрушился на него как каменная глыба, и Грей уже не смог, как прежде, увернуться. Викинг рванул плечо противника и выдрал приличный кусок шкуры.
Волкодав даже не зарычал – взревел, что случилось с ним первый раз за все время боя и презрев беспощадные клыки бэндога, молниеносно вцепился ему в челюсть. Не ожидавший такого отпора Викинг в ярости мотнул головой и Грей отлетел от него будто выброшенный катапультой. Правда, при этом ему все же удалось располосовать нижнюю губу бэндога, что вызвало у Викинга новый приступ бешенства. Он сильным прыжком преодолел
На этот раз волкодав на ногах не устоял. Викинг, не давая Грею времени, чтобы подняться и дать отпор, катал его по полу как большой меховой мяч, безжалостно нанося глубокие раны. Правда, волкодаву в какойто мере повезло, что бэндог был приучен искать в бою на теле противника лишь уязвимые места, к которым, похоже, лапы не относились – так его учили – иначе мощные челюсти чемпиона уже переломали бы все кости на ногах Грея. Но все равно бедному волкодаву от этого было не легче – Викинг не давал ему ни секунды передышки.
Старику казалось, что он вот-вот сойдет с ума от страха за жизнь своего любимца. Он уже готов был выбросить на ринг полотенце, чтобы остановить бой, и даже схватил этот белый лоскут, но тут раздался неистовый вопль Чижеватова "Не-ет!!!", сидевшего в первом ряду, прямо за его спиной, и Егор Павлович безвольно опустил руки. Страдая от собственного бессилья, он наблюдал как Викинг терзает Грея – и плакал. Скупые слезы стекали по щекам, мутили взгляд, но старик их не замечал и не пытался вытереть. В этот момент он не думал ни об Ирине Александровне, ни о деньгах, ни о том, что вдруг начало покалывать сердце. Все его помыслы были там, в яме ринга, где сражался Грей.
И вдруг течение боя изменилось. Что-то произошло, понял старик. Но что именно? По-прежнему Викинг рвал Грея, а тот отбивался, как мог, хотя все же на ноги поднялся, и по-прежнему бэндог теснил волкодава, пытаясь загнать его в угол, чтобы лишить маневра. И все равно, что-то было не так.
Егор Павлович посмотрел на хозяина Викинга. Тот выглядел озадаченным и встревоженным и время от времени поглядывал на секундомер. Старик перевел взгляд на ринг и наконец заметил, что атакам бэндога явно стало не хватать мощи. Как и прежде, он превосходил Грея в натиске, но теперь его укусы не оставляли на теле волкодава глубоких ран, а лишь царапины. Викинг устал! Неужто Чижеватов был прав!? Грей, миленький, держись! Еще немного…
Волкодав будто услышал немой призыв хозяина. Он вдруг сжался в комок и ударил в грудь бэндога словно пушечное ядро, тем самым заставив противника отвернуть в сторону и подставить ему бок. И тут Грей поступил вопреки логике собачьих боев. Он не стал кусать бэндога в незащищенное место, а мощным прыжком вскочил ему на спину и вогнал свои, тоже немалые, клыки в холку Викинга.
Цирк сначала взревел, а потом замер. На глазах искушенной в собачьих боях публики творилось нечто непонятное – совсем недавно бэндог гонял волкодава по всему рингу, и все уже думали, что победа Викинга близка, а теперь он сам мечется, как полоумный, внутри деревянного ящика, пытаясь сбросить вцепившегося в него мертвой хваткой Грея.
И только старик разгадал замысел своего любимца. И облегченно вздохнул – Господи, неужели?..
Грей вспомнил свое недавнее прошлое, когда они с хозяином травили медведей. Свора обычно отвлекала внимание косолапого, а Грей, улучив момент, запрыгивал медведю на спину. Обезумевший от ярости и боли зверь что только не делал, чтобы сбросить с загривка нелегкую, беспрестанно жалящую ношу. Но волкодав отпускал его лишь тогда, когда старик подходил к медведю на расстояние верного выстрела и коротким свистом извещал пса, что пора ему и своре отойти на безопасное расстояние…
Бэндог выдохся. Это стало ясно всем. "Шкаф", его хозяин, пенился от бессильной злости и кричал так, словно его резали. Но пес уже не внимал его командам; он носился по рингу с угла в угол, иногда падал, с трудом поднимался, и снова продолжал свой безумный забег с тяжелым грузом на спине. Никогда прежде он не испытывал такого унижения. Викинг всегда побеждал, он был по своей сути вожаком стаи, а потому до сих пор просто не представлял себя в роли униженного и поверженного. Бессильная злоба, не находящая выхода, смешанная с накопившейся за время боя усталостью, постепенно превращалась в апатию, и Викинг, уже будучи не в состоянии держаться на ногах, сначала упал на передние лапы, а затем и вовсе лег, погребенный под черным мохнатым ужасом, все глубже и глубже запускающим свои клыки в тело бэндога.
Бой остановил главный судья – вопреки бурным возражениям совсем потерявшего голову хозяина Викинга.
У старика хватило сил лишь на то, чтобы отозвать условным свистом злого, как тысяча чертей, Грея. Едва пес подошел к нему и ткнулся мордой в колени, Егор Павлович даже не сел, а рухнул на пол ринга. И тогда впервые произошло то, чего до сих пор никогда не случалось: волкодав заботливо слизал своим бархатным языком с лица старика капельки слез.
– Я говорил, я говорил!.. – кричал счастливый Чижеватов.
– Да, да, конечно… – старик еле ворочал языком.
Овации в честь Грея не утихали…
Отступление 7. Зона Сиблага, 1960 год Вблизи хребет поражал своим грозным величием и неприступностью. Конечно, он не был так высок, как гора Казбек в Грузии, нарисованная на папиросной пачке; Громовик по высоте не дотягивал и до трех тысяч метров над уровнем моря. Однако человек в здравом уме – если он не хорошо подготовленный альпинист – даже не подумал бы сделать попытку оседлать его длинную спину, куда вели лишь бараньи тропы.
И тем не менее Чагирь рискнул…
Теперь свора уверенно и цепко стала на след беглых зэков и довела Егора до крутого склона, за которым начинался хаос из скал, ложбин и уродливых сосен, державшихся на юру благодаря не толщине ствола и прочности корней, а из-за приземистости и широко раскинутых крученых-перекрученых веток, дробящих воздушные потоки, вследствие чего деревья выдерживали любые бури.
Егерь решил устроить привал на берегу ручья, берущего начало среди скал Громовика – там, где сахарно белел так и не растаявший за лето снег. До темноты оставалось еще часа три, но он понимал, что должен прежде всего хорошо выспаться, так как до следующего привала, во-первых, нужно еще дожить, а вовторых, когда появится возможность хотя бы отдохнуть, Егор просто не мог знать. Он понимал – погоня вступает в завершающую фазу; а это значило, что с завтрашнего утра, по меньшей мере на сутки, о сне можно забыть.