Убитая монета
Шрифт:
– Посмотри еще раз, – предложил Олигарх.
Но Дыбенко уже отодвинул от себя фотоснимки, распечатанные с камер уличного наблюдения. Камеры были установлены с обеих сторон, напротив магазина для коллекционеров, и получить к ним доступ для профессионалов из службы безопасности Олигарха не составляло особенного труда:
– Зачем мне ваши записи смотреть, если я сам его видел, лицом к лицу?
– А ты что, всех коллекционеров города знаешь?
– Нумизматов, – поправлять Олигарха решался не каждый, но человек с революционной фамилией все-таки уточнил. – Нет, не всех. Только тех, кто заслуживает внимания.
Обращение на «ты» от собеседника
– Адвокат это. По фамилии Виноградов. Нам прокачали его через полицейскую систему распознавания лиц, совпадение полное. Сейчас пробиваем по другим базам. – Олигарх веером развернул фотографии тех, кто попал в поле зрения уличных камер:
– А про этих что скажешь?
– Так… вот, значит, я, – Дыбенко показал на тот снимок, где он общается с адвокатом. – Это Живчик… простите, запамятовал фамилию. Потом посмотрю, если надо, у меня данные есть, но его просто все так и называют – Живчиком. Начинал, как мелкий спекулянт монетами, потом поднялся. Теперь считается чуть ли не экспертом, хотя по-настоящему знаний у него глубоких нет, нахватался отовсюду понемногу… Репутация у него отвратительная – на руку нечист, да еще говорят, что стучит-перестукивает в компетентные органы.
– Почему же с ним общаются?
– Ну, так среди господ нумизматов таких, как он половина… Если не больше.
– С Леверманом этот Живчик связан был?
– Нет, не думаю. Разные уровни, – пожал плечами Дыбенко. – Зато последние несколько лет Живчик постоянно крутится вокруг госпожи Леверман… Вот она у вас на фотографии садится в машину.
– Наследница?
– И не только. Вот, к примеру, этого самого Живчика она держит при себе – думаю, как прикрытие. Такой, типа, громоотвод… хотя сама неплохо разбирается в монетах.
– Папаша покойный научил?
– Возможно. Но, скорее всего, просто гены…
Олигарх подозвал того охранника, что помоложе, и отдал ему фотоснимки:
– Убери, – а потом предложил собеседнику:
– Еще кофе будешь?
– Нет, спасибо, – отказался Дыбенко.
– Или, может, тебя покормить?
Это прозвучало, как шутка, на которую, видимо, обижаться не следовало. Олигарх лучше многих других знал, что человек, который сидит сейчас с ним, вовсе не бедствует. И что размер капитала, конечно же, вряд ли позволил бы ему войти в список Форбс – но вполне дает возможность носить золотые часы, одеваться в Милане по моде и ездить на «майбахе» с личным водителем. Олигарх понимал также, что одежда для этого человека – что-то вроде маскировочного окраса у мелкого хищного обитателя джунглей, которому надо не только добывать себе охотой пропитание, но и заботиться постоянно о том, чтобы самому не стать добычей для более крупных зверей.
– Нет, спасибо, – повторил человек с революционной фамилией. – Вы ведь, как я понимаю, еще что-то хотели спросить?
Александру Дыбенко, – имевшему, разумеется, в кругах городских коллекционеров и спекулянтов прозвище Матрос, – было лет сорок пять, или около того, то есть родился он в благополучные годы московской олимпиады. Монетами по-настоящему увлекся еще в престижной математической школе, после которой легко поступил в университет, который закончил с отличием. Его даже оставили на кафедре, но научной или педагогической карьеры он так и не сделал, отдав предпочтение серьезной нумизматике.
Матрос чувствовал, любил и понимал монеты. А еще очень много читал и внимательно слушал, анализировал чужой опыт, тратил деньги на специальную литературу и каталоги. При этом он обладал великолепной памятью, умел использовать прикладные методы математического анализа и поэтому был удачлив даже в самых сомнительных сделках. Наверное, даже слишком удачлив, чтобы это прошло незамеченным. В начале двухтысячных, прямо по пути из клуба коллекционеров, ему пробили голову трубой, завернутой в газету, отобрали ключи и вынесли из квартиры все, что сумели найти. Хорошо, что произошло это летом, и его мама оказалась тогда не в городе, а на даче…
Выйдя из комы и немного поправившись, младший научный сотрудник Александр Дыбенко оформил инвалидность и укрылся в тень, где и прибывал до настоящего времени, продолжая заниматься любимым делом.
– Да, хотел. Ты уверен, что это монета из коллекции Левермана?
Олигарху недавно исполнилось семьдесят шесть, однако выглядел он моложе своих лет. Это был смуглый, немного тяжеловесный мужчина, преисполненный чувством собственного достоинства – с лицом восточного вельможи и с голосом человека, не привыкшего повторять свои распоряжения. Начинал он еще до перестройки, на комсомольской работе в одной из национальных республик, но достаточно быстро нашел себя в новых общественных отношениях. Одевался Олигарх всегда с той очаровательной простотой, которую могут позволить себе только очень богатые люди, однако сам себя почувствовал по-настоящему богатым только после того, как приобрел свой первый личный реактивный самолет – небольшой бизнес-джет, ранее принадлежавший кому-то из арабских шейхов.
Следует отметить, что теперь в его распоряжении был целый воздушный флот, включавший не только личные, но также корпоративные самолеты, вертолеты и, кажется, даже экологически чистый экспериментальный аэростат. Поговаривали, что пятилетняя внучка Олигарха, привыкшая путешествовать по миру исключительно на дедушкиных частных самолетах, возвращаясь почему-то из Европы с мамой в первом классе, очень удивилась на посадке, что столько чужих незнакомых людей полетит вместе с ними…
– За сто лет зафиксировано всего несколько аукционных продаж такой монеты, – ответил, не задумываясь, собеседник. – Это, во-первых, Адольф Гесс, или Хесс, если угодно, тысяча девятьсот девятнадцатого и двадцать четвертого годов, аукцион тридцать второго года… лот 952, если я не ошибаюсь… и аукцион шестьдесят восьмого, лот 122. Причем, в последний раз «Бензельного Антоныча» выставляли с экспертным заключением Общества друзей Государственного исторического музея за подписью Ширякова, о котором я вам уже как-то рассказывал…
– Да, помню, – кивнул Олигарх. – Прикормленный эксперт…
Коллекционер по прозвищу Матрос оставил его реплику без комментариев:
– Всего известно пять экземпляров такого «Антоныча», которые можно считать подлинными. И, насколько я помню, уже было две серьезные попытки купить его за миллион швейцарских франков плюс аукционная комиссия.
– Понятно. Скажи лучше, там есть мои монеты? – Олигарх припечатал широкой хозяйской ладонью предварительный каталог весенней выставки.
– Нет. Я думаю, что для платины будут организованы отдельные торги.