Шрифт:
Евгений Кукаркин
Убийца нужен всем
Написано в 1997 г. Приключения.
ПРОЛОГ
Я не помню своих родителей, по моему их у меня не было. Все мое детство это больница, детский дом и странные взгляды взрослых, которые шепотом говорили, показывая на меня, то ли "сканированный", то ли "клонированный", очень не понятные для меня слова до сих пор. Каждый раз при медицинском осмотре, меня проверяют тщательно, жестче чем других. Однажды, при очередном осмотре, я прочел на моей медицинской карте, штамп: "Для служебного пользования"
– Ну вот, Юра. Ты окончил школу и пора тебе задуматься, чем заняться в этой новой для тебя жизни. Куда ты предполагаешь, пойти?
– Не знаю. Может быть в армию.
– Это хорошее дело. Хочешь, мы отправим тебя в училище. Я помогу через военкомат...
– Помогите, - я пожал плечами.
Мне было все равно. Лишь бы уйти из этого гнусного детского мира.
– Вот и умница...
– Валентина Матвеевна, мне уже 18 лет. Можно считать, я взрослый и наверно уже имею право узнать кто мои отец и мать?
Она мнется, потом все же кивает головой.
– Видишь ли, конечно имеешь. Твой отец... очень красивый человек. Я тебе покажу его фотографию.
Она достает из папки фотографию и протягивает мне.
– Но это же... я, только чуть постарше.
– Вы очень похожи.
– Так кто же он?
– Я не могу тебе этого сказать. В твоей анкете ничего об этом не написано. Знаю только фамилию, имя и отчество, Максимов Иван Данилович.
– А кто же мать?
– Матери? Матери нет...
– Как нет?
– Понимаешь, Юра. По твоим документам, я пока сама не знаю кто твоя мать.
Из своего маленького опыта понимаю, что дальше лучше не поднимать этот скользкий вопрос.
– Отец мой жив?
– Не знаю.
– Интересно меня примут в училище с такой автобиографией.
– Примут. Завтра, Юра, я иду в военкомат, поговорю о тебе.
Шел 1987 год. Страна вела войну в Афганистане.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Прошло десять лет.
Война, - мой хлеб. Где я только не был, чтобы почувствовать реальное покалывание по коже опасности и щемящее чувство азарта. Карабах, Абхазия, Сербия, Чечня, - самые лучшие дни в моей жизни. Меня несколько раз царапали, был серьезно ранен, два раза глох, но прошел все, и считаю, что готов к следующей бойне.
Где ты, война?
Город, это клоака. Здесь полно всякого дерьма живого и неживого. Среди дергающихся, неуемных людишек, плавают вонючие облака национализма, другой дымящей дряни - нищеты коммунистической идиллии и демократического бандитизма. А у народа, испорченного 70 летней каторгой несбывшихся иллюзий, в извилинах по-прежнему ползают мысли о хорошей жизни, которую им в будущем кто то преподнесет на блюдечке. Душно и противно в городе.
Я здесь только три дня, а уже устал. Устал от визитеров, от настойчивых гостей и навязывающихся друзей. Убийца нужен всем.
– Максимов?
У иномарки стоят трое. Одетые, как фраера, они не вызвали у меня восторга.
– Я.
– Мы бы хотели поговорить с тобой, - говорит лысоватый мужик.
Я раздумываю, отказать или согласиться. Один уже услужливо открыл дверь машины, приглашая жестом занять место.
– А без машины, поговорить нельзя? Зайдем в кафе, еще куда-нибудь..., в какое нибудь укромное место
– Почему же, можно, - усмехаясь, говорит лысоватый, - но сначала надо доехать до укромного места.
– Куда вы меня повезете?
– Управление федеральной службы безопасности.
Он раскрывает передо мной служебное удостоверение. А этим то что от меня надо? Я сажусь на заднее сиденье и тут же тела спортсменов зажимают меня с двух сторон. Мы катим по городу, мои молчаливые спутники сидят как восковые фигуры, даже не раскачиваясь при поворотах машины влево или в право. У внушительного шикарного дома, мы останавливаемся.
– Выходи.
В кабинете, под портретом, уже выброшенного на свалку истории Дзержинского, сидит, по-видимому, последний из его когорты, старый морщинистый пень. По бокам стола, молодые львята, ищущие поживу и жаждущие свежей крови.
– Максимов, - скрипит старик, - рад вас видеть. Здравствуйте. Я генерал Парфенов, это полковник Зарайский и майор Обручев.
– Здравствуйте, - киваю головой я.
– Садитесь, Максимов.
Здесь только один стул, напротив них. Я сажусь. Они изучают мое лицо и поочередно читают какой то лист бумаги, вынутые из папки.
– Как вы себя чувствуете, Юрий Иванович?
С чего бы это так справляются о здоровье.
– Нормально.
– А как ваша рука?
– У меня протез. Протез не болит.
– Это хорошо, - улыбается генерал, - а то мы все удивляемся как так можно воевать несколько лет с искусственной рукой.
– Хорошо сделан, поэтому и воюю.
– У вас хороший послужной список, Юрий Иванович.
Интересно, наверно хорошим послужным списком теперь называют присутствие на всех малых войнах нашего времени, независимо от того на чей ты стороне. Чем больше времени ты участвуешь в бойне, тем лучше выглядит на тебя характеристика.
– Может быть.
– Сколько вы постреляли наших?
– вдруг неожиданно спрашивает полковник Зарайский.
Оказывается и это считается подвигом в стенах настоящего учреждения.
– Это когда?
– В Чечне.
– Не считал, но много.
– Если бы не амнистия, мерзавец, - взрывается тот, - я бы тебя здесь по стене размазал.
Я гляжу на него. Слабак, больше блефует, если бы не это учреждение, в котором он чувствует себя уверенно, я бы действительно перешиб эту соплю одним ударом.
– Спокойно, - успокаивает его генерал.
– Вам не надоело воевать, Юрий Иванович?
– Нет.