Убийца по прозвищу Англичанин
Шрифт:
И вскоре голова его прояснилась. Он знал, что это временно – так продлится лишь до тех пор, пока он не закроет глаза и не заставит себя долго ни о чем не думать, но на данный момент он способен был сосредоточить все внимание на том, как вздымалась и опускалась под ним лодка, а не на том, как его избивали, или на том, что он видел. Бывали ночи, когда, лежа в своей одинокой постели, он не мог понять, как он сможет жить, зная то, что знал, – зная то, что так жестоко изложил ему Отто Гесслер. В минуты слабости он даже подумывал самому выступить в международной прессе, рассказать свою историю, написать книгу,
Приближаясь к скале Августа, он посмотрел на запад, и ему не понравилось чрезмерное нагромождение облаков. Он спустился в кабину и включил морское радио. Приближался шторм: сильный дождь, волнение от шести до восьми баллов. Он вернулся к рулю, развернул парусник и помчался, накренившись на кормовую мачту. Парусник тотчас набрал скорость.
К тому времени когда он достиг устья реки Хелфорд, уже вовсю шел дождь. Габриель натянул капюшон своей куртки и стал работать над парусами – сначала спустил кормовой парус, потом кливер и главный парус. Он выключил мотор и повел парусник вверх по реке. Целый эскадрон чаек собрался над его головой, требуя пищи. Габриель разорвал свой второй сандвич в мелкие кусочки и бросил их в воду.
Он прошел заброшенную устричную отмель, обогнул мыс и поплыл по тихой приливной реке. Деревья расступились, и стало видно крышу коттеджа. Приближаясь, он уже мог различить фигуру, стоявшую на пристани, – руки в карманах, воротник куртки поднят от дождя. Габриель сбежал вниз по сходному трапу и схватил цейссовский бинокль, висевший на крюке возле камбуза. Он поднял бинокль к глазам и навел его на лицо мужчины, затем быстро опустил. Этого ему было достаточно, чтобы установить личность.
Ари Шамрон сел за маленький стол на кухне, пока Габриель варил свежий кофе.
– А ты и в самом деле начинаешь выглядеть как прежде.
– Вы всегда хорошо умели врать.
– Со временем одутловатость пройдет. Ты помнишь Баруха, как его избили до того, как мы сумели вытащить его оттуда? После двух-трех месяцев он выглядел почти как прежде.
– Для начала Барух всегда был некрасив.
– Это правда. Ты был красавчиком. А вот я – я бы пережил избиение. Может, даже стал бы лучше выглядеть.
– Я уверен, что могу найти несколько горящих нетерпением добровольцев.
Лицо Шамрона превратилось в железную маску. На секунду он стал казаться не усталым стариком, а скорее воином-сабра, который тридцать лет назад вытащил Габриеля из Бетсальельской школы искусств.
– Они бы выглядели хуже тебя, когда бы я с ними покончил.
Габриель сел и налил им обоим кофе.
– Мы сумели удержать все это в тайне?
– Ходили слухи на бульваре Царя Саула – слухи о необъяснимых передвижениях персонала и странных расходах, произведенных в Венеции и Цюрихе. Эти слухи каким-то образом дошли до кабинета премьер-министра.
– Так он знает?
– Подозревает и доволен. Говорит, что если это правда, то он не хочет ее знать.
– А картины?
– Мы втихую работаем с несколькими агентствами по возвращению произведений искусства и с американским министерством юстиции. Из шестнадцати картин, которые ты обнаружил
– А остальные?
– Они останутся в Музее Израиля, как того хотел Рольфе, пока не найдутся их владельцы. Если таковые не найдутся, картины будут висеть там всегда.
– А как Анна?
– Мы по-прежнему охраняем ее. Рами просто сходит с ума. Говорит, что сотворит что угодно, лишь бы уйти из команды. Он готов добровольно включиться в патрульную службу в Газе.
– Есть угроза?
– Пока – нет.
– Сколько же мы должны держать ее под нашей защитой?
– Так долго, как ты хочешь. Это была твоя операция. Решение за тобой.
– По крайней мере год.
– Согласен. – Шамрон налил себе кофе в чашку и закурил одну из своих вонючих турецких сигарет. – Ты знаешь, на будущей неделе она приезжает в Англию. Выступление в Альберт-Холле. Это последняя остановка в ее турне.
– Я знаю, Ари. Я ведь тоже могу читать газеты.
– Она попросила меня передать тебе это. – Он положил на стол маленький конверт. – Это билет на ее выступление. Она просила тебя зайти после концерта за сцену, чтобы поздороваться.
– Я сейчас еще не закончил одну реставрацию.
– Себя или картины?
– Картины.
– Устрой перерыв.
– У меня нет времени, чтобы поехать сейчас в Лондон.
– Принц Уэльский выбирает время, чтобы присутствовать на ее концерте, а ты слишком занят.
– Да.
– Я никогда не пойму, почему ты даешь красивым талантливым женщинам проскользнуть мимо твоих пальцев.
– А кто сказал, что я намерен это сделать?
– Ты думаешь, она вечно станет ждать?
– Нет, но до тех пор, пока у меня не опадет отечность.
Шамрон жестом толстой руки отмел это заявление.
– Ты используешь свое лицо в качестве удобного объяснения, чтобы не видеть ее. Но я-то знаю подлинную причину. Жизнь дана, чтобы жить, Габриель, а эта приятная маленькая тюрьма, которую ты сотворил для себя, – не жизнь. Пора тебе перестать винить себя за то, что произошло в Вене. Если тебе необходимо кого-то винить, вини меня.
– Я не поеду в Лондон в таком виде.
– Если ты не поедешь в Лондон, ты позволишь мне сделать другое предложение?
Габриель с раздражением издал долгий вздох. Больше сопротивляться он уже не мог.
– Я слушаю, – сказал он.
49
Корсика
В тот же день Англичанин пригласил Антона Орсати на свою виллу на ленч. Дул сильный ветер и было холодно – слишком холодно, чтобы есть на террасе, так что они ели за кухонным столом и обсуждали относительно срочные проблемы, связанные с компанией. Дон Орсати только что выиграл контракт на поставку масла двум десяткам бистро, разбросанных от Ниццы до Нормандии. Теперь одна американская экспортно-импортная компания захотела включить масло в число продуктов, продаваемых в специализированных магазинах в Соединенных Штатах. Спрос начинал превышать поставки. Орсати требовалось больше земли и больше деревьев. Но будут ли плоды удовлетворять его высоким требованиям? Не пострадает ли качество от расширения? Этот вопрос они и обсуждали во время еды.