Убийца поневоле
Шрифт:
На душе у Лизы лежала огромная тяжесть. Этой тяжестью было сознание того, что не брата она оплакивала все девять лет, а ту прекрасную яркую жизнь, которая не состоялась из-за того, что Андрея не стало.
…Ей было четырнадцать, когда в одно прекрасное утро, идя в школу, она услышала за спиной:
– Смотри, смотри, это же сестра Вакара!
– Того самого?
– Ну да, вундеркинда.
Она обернулась и увидела двух старшеклассниц. Модно одетые, броские красавицы глядели на Лизу с нескрываемым интересом. И еще – с завистью. Подумать только, эти девицы завидовали ей! Ей, Лизе Вакар! Незаметной, ничем не выдающейся,
Впервые лучик Андрюшиной славы коснулся ее, и девочка почувствовала его завораживающее, но коварное тепло.
Вскоре она стала замечать и заинтересованные перешептывания одноклассников, и меняющееся к лучшему отношение к ней учителей. Быть сестрой Андрея Вакара оказалось очень приятным. Провожая брата в художественную школу, где все его знали, Лиза с упоением ловила на себе взгляды симпатичных юношей с этюдниками, а также разодетых в меха и кожу мамаш, поджидавших своих чад в сверкающих автомобилях. Она ходила, гордо подняв голову и крепко держа за руку братишку, всем своим видом говоря: «Пусть у вас есть все, чего нет у меня, но и у меня все это со временем будет. А вот такого гениального Андрюши у вас не будет никогда».
Она ни секунды не сомневалась, что Андрей станет знаменитым на весь мир, и она будет вместе с ним ездить на его выставки за границу, и будет слава, почет, а значит – достаток. Деньги. Автомобили. Меха и бриллианты. И мужчины, которые будут ею интересоваться. Может быть, она даже выйдет замуж и будет жить за границей в собственном доме с бассейном и прислугой.
И все начало сбываться… Семью Вакаров пригласили на прием в бельгийское посольство, когда Андрюшины работы отобрали для готовящейся в Брюсселе выставки картин одаренных детей, и сам атташе по культуре поздравил ее с братом-вундеркиндом и поцеловал ей руку, а какой-то англичанин, обратившись к ней, назвал Лизу «миледи». На вечере в Доме литераторов, где брат читал свои стихи, к ним подходили самые лучшие, самые известные поэты и писатели, и один из них, тот самый, по которому сходили с ума ее одноклассницы, сказал Лизе: «Одно из достоинств вашего брата в том, что у него такая очаровательная сестра. Будь я помоложе, я бы знал, кому сделать предложение».
Журнал «Огонек» посвятил мальчику целый разворот и цветную вклейку, поместив не только репродукции его картин, но и фотографию семьи. Лиза получилась на снимке очень хорошо: задумчивая, с нежным ртом и выразительными глазами.
Она старалась постоянно быть рядом с Андреем. Чтобы он почувствовал ее незаменимость и привык всегда быть с ней. Чтобы окружающие уже не мыслили себе Андрея Вакара отдельно от его сестры. Чтобы греться в лучах его славы. И неожиданно для самой себя Лиза открыла в брате личность нестандартную, непонятную, но притягательную. И потом, он был ребенком. Ее братиком. Его кожа нежно пахла детством, у него немножко искривленный передний зубик и аллергия на апельсины, он любит спать без подушки и терпеть не может зубную пасту с мятным привкусом, ему нравится распускать длинные Лизины волосы и зарываться в них лицом, и он приходит в бешенство, если в его комнате кто-нибудь сдвинет с места хоть один предмет. Лиза в четырнадцать лет впервые узнала, что такое нежность и умиление.
Отныне она посвятила брату всю себя. В нем – ее будущее. В нем – ее счастье, благополучная, устроенная жизнь, которую никогда не смогут обеспечить ей скучная недалекая мать и примитивный служака-отец. Мальчик – та
И еще был Дмитрий, Андрюшин учитель в художественной школе, ее первая любовь, которая тогда казалась единственной и последней.
И было приглашение в Париж на выставку, персональную выставку Андрея Вакара. Боже мой, как она мечтала об этой поездке!
И был болезненно-душный летний день, к вечеру разрыдавшийся проливным дождем. Она вела брата домой после занятий живописью. Они шли под одним зонтом, тесно прижавшись друг к другу, и им было так хорошо вместе. Она так и не поняла, откуда взялись эти мальчишки.
Один из них сильно толкнул ее, и она упала, выронив зонтик. Тут же подскочил второй и ударил несколько раз ногой в живот. На какое-то мгновение у нее потемнело в глазах от боли, и она не увидела, как еще двое мальчишек напали на Андрюшу с огромными ножами.
Лиза не кричала. От ужаса у нее внутри все словно омертвело. Двигаясь, как автомат, она, рослая и сильная шестнадцатилетняя девушка, подняла на руки худенького мальчика и понесла его домой. Она не звала на помощь, не пыталась вызвать «скорую», ее разум наглухо захлопнул все двери, чтобы не допустить в сознание страшную мысль о том, что с братом случилось непоправимое. Этого не может быть. Этого не должно быть. Это просто не имеет права случиться.
Она медленно несла брата под проливным дождем, почти не чувствуя тяжести. И только подойдя к дому, подняв глаза к окнам своей квартиры и увидев отца, рухнула на мокрый асфальт, потеряв сознание.
С тех пор она каждый день пила лекарства, сначала по две-три таблетки, потом горстями. Незрелая психика ее не справилась с крушением надежды на ту жизнь, которую она себе вымечтала и которая уже почти стала реальностью.
Но было и другое. Было постоянное, неугасающее и не притупляющееся чувство вины.
Тогда, много лет назад, мать часто пеняла отцу за то, что он совсем не уделяет сыну внимания.
– Ты даже не можешь приходить пораньше со своей дурацкой работы, чтобы водить ребенка по вечерам на живопись, – выговаривала она отцу. – Разве это дело, когда дети возвращаются одни затемно.
При этих словах Лиза холодела. Ни за что на свете она не отказалась бы от походов с братом в художественную школу. Ведь для Андрея это был всего лишь урок живописи, а для нее – свидание с Дмитрием. Нет, ни за что не уступит она право видеть своего кумира, сидеть с ним рядом, смотреть на него, говорить с ним. Если Дима просил Лизу позировать, то усаживал ее, придавал нужную позу, легкими движениями рук поворачивал ее лицо к свету, укладывал в живописном беспорядке волосы. От его прикосновений девушка умирала. Да разве можно было от этого отказаться?
– Ну что ты, папа, – мягко говорила она отцу, – не обращай внимания на мамины слова. Я уже достаточно взрослая, чтобы приводить Андрюшу по вечерам. Я же понимаю, как много ты работаешь, как устаешь, а мне все равно делать нечего.
После гибели сына Елена без конца твердила мужу:
– Если бы ты был с ребенком, этого не произошло бы. Для тебя всегда твоя дурацкая работа была важнее семьи и детей.
Отец бледнел и закусывал губу, а Лиза в отчаянии думала: «Если бы я нашла в себе силы пожертвовать свиданиями с Димой, если бы не цеплялась за них как идиотка, Андрюша был бы жив. Это я во всем виновата. Это из-за меня самой рухнула вся моя жизнь. Отец страдает, чувствуя себя виноватым, а ведь он ни при чем, это же я не позволяла ему ходить с Андрюшей по вечерам. Я, я сама своими руками все разрушила».