Убийца поневоле
Шрифт:
– Но при нем не было никакой записки, – растерянно сказал оперативник.
«Конечно, не было, – про себя ответила Настя. – Еще не хватало, чтобы она там была. Тогда меня можно было бы провожать на пенсию без выходного пособия».
– Может быть, он передал ее дежурному? – предположила она. – Все-таки это неприятно, когда по метро разъезжает сексуальный психопат, согласитесь.
– У меня таких сведений нет. Во всяком случае, никто из сотрудников милиции на «Таганской» об этом не упоминал, а ведь это было примерно за полчаса до его убийства, так что они не могли об этом не вспомнить или промолчать.
– Будем надеяться, что вы правы. Если Малушкина
– Анастасия Павловна, а почему ваша девушка не хочет дать показания?
«Потому что я сама этого не хочу. Как только моя девушка окажется в отделении милиции или в прокуратуре, последствия могут наступить непредсказуемые. Эти челноки оказались жертвой собственного бизнеса. Они ездят в Турцию и Грецию и привозят оттуда товар дешевый, а значит, типовой и однообразный по расцветке и фасону. Вся Москва ходит, одетая в греческие шубы, турецкие дубленки, турецкие куртки и плащи. И все они как на подбор черного или коричневого цвета. Даша написала записку о человеке в коричневом плаще, который приставал к женщинам в метро, а оказалось, что это описание вполне подходит к совсем другому человеку примерно такого же роста и возраста, который тоже носит коричневый плащ. Только этот человек не худой, как тот, что приставал к Даше, а полный. Вот и вся разница. И еще рука в кармане. С рукой что-то не так. Это надо обдумать. Но так или иначе, написав эту записку, Даша мгновенно превратилась в опасную фигуру. Видно, они занимаются каким-то темным бизнесом, и им очень не хотелось, чтобы кто-то зафиксировал их пребывание в метро. Господи, бедная девочка, они три недели ходят за ней по пятам, проверяют весьма своеобразным способом ее контакты, воруя у людей документы, и чего-то ждут. Какое счастье, что они до сих пор не причинили ей никакого вреда. Да если Дашка только подойдет к зданию милиции, ей конец».
– Будем считать, что вы не задавали мне никаких вопросов, – сухо сказала Настя юному ретивому оперативнику. – И никакой «моей девушки», которая что-то хочет и чего-то не хочет, не существует. А существует оперативная информация, которой я, добрая старая тетка Настасья, с вами поделилась. У меня свои дела, и, разбираясь с ними, я, вполне вероятно, раскрою убийство Малушкина раньше вас. Но я с вами, сударь, не соревнуюсь, поэтому если узнаю что-нибудь новое, то обязательно сообщу вам. При одном условии: вы никогда больше не будете задавать мне дурацких вопросов.
– Почему дурацких? – обиделся парнишка.
– Потому что когда у вас будет своя агентура, вы поймете, сколько труда, терпения, таланта, времени нужно потратить, чтобы завербовать мало-мальски стоящего человека, который может иногда быть хоть чем-то вам полезен. Хороший агент стоит дороже платины, и вы костьми ляжете, но никому не позволите его расшифровать только лишь потому, что этот кто-то хочет получить от него показания. Крутитесь сами, все, что нужно, вам написали в сообщении.
Выйдя из отделения милиции, Настя поплелась на работу. В дежурной части взяла журнал и принялась делать из него выписки. Если Даша была так для них опасна, что они пошли на убийство милиционера, чтобы забрать написанную ею записку, то не попал ли в их поле зрения тот психопат, который подошел к ней вплотную и которому она сказала несколько слов?
Выписав данные о всех криминальных трупах, обнаруженных в течение периода от 29 сентября и до сегодняшнего дня, Настя стала прикидывать, как ей побыстрее и без лишних разговоров собрать фотографии убитых. Поразмышляв, она поняла, что нужно идти к начальству.
Виктор
Настю Колобок встретил приветственным жестом и вопросительным взглядом. Потом перевел взгляд на телефонную барышню. Настя слегка кивнула. Полковник тут же начертал записку и сунул ее под нос девушке. Та прочитала и радостно вспорхнула с места.
– Если я понадоблюсь, вы мне позвоните, – прочирикала она и умчалась.
– Виктор Алексеевич, у меня образовался выход на убийство милиционера, которое было в конце сентября на Таганке. Сержант Малушкин. Помните?
Колобок кивнул в знак согласия круглой лысой головой.
– В то же время по тому делу, по которому я использую людей Денисова, у меня ясности почти никакой нет.
Колобок сделал выразительный жест, означавший: «Значит, ты все-таки используешь людей Денисова? Упрямая непослушная девчонка!»
– У меня есть веские основания подозревать, что одновременно с убийством милиционера или, может быть, чуть позже, спустя несколько дней, был убит еще один человек. И убит он был теми же самыми людьми, которые убили Малушкина. Я не знаю, кто этот человек, как его зовут, где живет, я не знаю о нем совершенно ничего, кроме самых общих примет внешности. Но есть девушка, которая может его опознать. Она видела его всего один раз, но у нее профессиональная память на лица и приметы.
Колобок снова кивнул, всем своим видом показывая, что слушает очень внимательно.
– Я хочу попробовать предъявить ей для опознания фотографии всех убитых после 29 сентября. При этом фотографии лучше прижизненные. Например, те, которые есть в паспортных столах. Конечно, если убитый получал паспорт не в Москве, то придется предъявлять посмертный снимок.
Гордеев покрутил руками в воздухе и сделал круглые глаза, что должно было означать: «Ну так предъявляй. В чем проблема-то?»
– Проблема у меня всегда одна и та же, – вздохнула покаянно Настя. – У меня нет сил ездить по отделениям милиции и по следователям, ведущим эти дела, в поисках фотографий. Во-первых, вы же сами меня не отпустите на целый день.
И снова последовал утвердительный кивок круглой головы, мол, естественно, не отпущу, будешь еще в рабочее время всякими глупостями заниматься, когда дел – выше крыши.
– Во-вторых, – невозмутимо продолжала она, словно не видя выражения лица начальника, – я не могу ездить через весь город туда и обратно, у меня не хватит здоровья на эти путешествия. А результат предъявления фотографий может оказаться очень полезным для раскрытия убийства Малушкина. Конечно, на нас оно не висит, но ведь коллега все-таки, грех не помочь, если есть возможность. Как вы считаете?
Гордеев безнадежно махнул рукой, достал из стола чистый бланк и принялся его заполнять. Потом написал на отдельном листке длинное послание, прикрепил его скрепкой к бланку. Наконец еще на одном листке накорябал:
«Тебе уже за тридцать, перевоспитывать тебя поздно. Выпороть бы тебя как следует ремнем по заднице за твою лень, да боюсь, без толку. Работай. Желаю удачи».
2
На следующий день вечером Настя снова раскладывала перед Дашей фотографии, на этот раз уже другие. Они стояли в примерочной магазина «Орион», задернув шторку и используя вместо стола два сдвинутых вместе стула.