Убийца пришёл первым
Шрифт:
Странно, думал я, глядя на неё. Я почти ненавидел предполагаемого убийцу, хотел вычислить этого подлеца и бросить ему в лицо всё, что я о нём думаю… А сейчас я не испытываю к Бене ничего, кроме жалости. Как же сильно она боялась потерять Жозе…
— Ну конечно. Ты, наверное, с самого начала считала свой роман с Оливье ошибкой…
— Что? Роман с Оливье? — она посмотрела на меня непонимающим взглядом, а потом вдруг коротко рассмеялась, и от этого смеха, больше похожего на всхлип, мне стало не по себе. — Да ты просто ничего не понял, Себастьен! Ни-че-го-шень-ки!.. У этой истории давнее начало… Хочешь послушать?
Да, она права — ничего я не понял. Трудно вообще понять что-либо,
— Хочу, — сказал я.
— Тогда слушай.
…Это был банальный, самый что ни на есть обычный любовный треугольник — Оливье любил Бенедикт, любил почти до безумия, а она не могла думать ни о ком другом, кроме своего Жозе. Но стоило лишь ей крупно с ним поссориться — а такое случалось чуть ли не каждые несколько месяцев, — Оливье неизменно оказывался рядом. Одному Богу известно, как он узнавал об этом, но факт остаётся фактом — всякий раз он появлялся, чудом выкраивая дни из своего суматошного гастрольного графика, дарил ей цветы охапками и водил в рестораны.
Синтия? Оливье лишь позволял ей любить себя, не более того — так же, как потом он позволял это Линде. Можно только догадываться, каково было бедняжке Синтии рядом с человеком, который давно и безнадёжно влюблён в другую; рано или поздно они должны были расстаться, и неудивительно, что это в конце концов случилось. Бенедикт до сих пор помнит, как Синтия рыдала у неё на плече — да, как ни странно, именно к ней в Карнак она примчалась искать утешения.
…Всё произошло в тот самый весенний вечер, как раз тогда, когда, по иронии судьбы, Лали вполне могла помешать их встрече, явись она на пятнадцать минут раньше. Едва приехав в Париж и узнав, что между Жозе и Бенедикт опять пробежала чёрная кошка, Оливье принялся названивать ей как сумасшедший, умоляя о встрече, и она уступила — впрочем, говоря по справедливости, не в первый раз. И тем вечером тоже всё было как обычно — Оливье прикатил на такси с цветами и шампанским, они выпили, и он долго говорил ей о любви, о том, что не может без неё жить и что Жозе со всеми его потрохами не стоит даже мизинца на левой руке Бенедикт.
…Но каким же образом он наткнулся на этот треклятый дневник?! Бене потом трижды прокляла себя за идиотскую привычку доверять все тайны бумаге, но что делать, если она просто-напросто не любит обсуждать свои проблемы с другими людьми? Когда она обнаружила пропажу заветной тетрадки в кожаной зелёной обложке и перевернула всю квартиру вверх дном в её поисках, у неё не осталось никаких сомнений в том, что это дело рук Оливье. Глупый, невежливый и бестактный, но в общем-то по-человечески понятный поступок… Возможно, Бене даже могла бы простить его, не окажись в этой тетрадке одной страницы, будь она неладна — той самой, где она, давясь слезами, взволнованно и сумбурно выплеснула свои эмоции сразу после прошлогоднего медицинского обследования. Обследования, показавшего, что она бесплодна — причём без малейших шансов на излечение.
О, Бенедикт слишком хорошо знала своего Жозе! Ещё тогда, осенью, когда у неё прошёл первый шок от этого известия, она поклялась себе, что её любимый не узнает об этом как минимум до тех пор, пока они не поженятся — иначе Жозе, который семью без детей считал полным абсурдом, к ней и близко не подойдёт. Тайну эту, самую страшную в своей жизни, Бене смогла доверить только двоим — своему дневнику, а ещё — верной, всепонимающей Элен.
И вот теперь все её планы, все надежды оказались под угрозой! Несколько недель она вообще тряслась от каждого телефонного звонка — ей всё время казалось, что позвонит Жозе и холодно процедит в трубку: Я тут кое-что узнал о тебе, Бенедикт…; ведь она понятия не имела, как
Потом в её жизни и вовсе началась светлая полоса — мечты о свадьбе постепенно становились реальностью, уже и дата была определена, а тут как раз подоспело приглашение провести Рождество в компании старых университетских друзей. Но меньше всего Бенедикт могла предполагать, что Оливье тоже окажется тут!
…Определённо, он не сводил с неё глаз, или, по крайней мере, ей так казалось. Потом, когда все выпили, у Оливье развязался язык, и он пустился в бесконечные рассказы о своих гастролях, а перепуганная Бене жадно ловила каждое его слово, опасаясь, как бы спьяну он не сболтнул лишнего. Даже беспечный Жозе заметил это, правда, истолковал по-своему, и учинил ей дикую сцену ревности в тёмной кухне…
А дальше была дурацкая выходка Кристиана, и, наверное, Бенедикт оказалась единственной, кто ей обрадовался — наконец-то этот чёртов ужин закончился, и все начали разбредаться по своим комнатам. Ей не терпелось поговорить с Оливье, выяснить, чего же он всё-таки хочет, и даже ссора с Жозе пришлась тут как нельзя кстати — не придётся ничего ему объяснять.
Правда, ждать ей пришлось долго — в коридоре то и дело слышались чьи-то шаги, а ей совершенно не хотелось, чтобы её кто-нибудь увидел — особенно Лали, которая уже утром всё растрезвонит. Только через час все окончательно угомонились, вот тогда-то Бенедикт тихонько выскользнула из своей комнаты и направилась к Оливье.
…Как это ни странно, он ещё не спал — то ли дожидался кого-то, то ли просто мучился бессонницей после обильных возлияний. Бене и саму немножко покачивало — лучше бы, конечно, вести этот разговор на трезвую голову, но дольше ждать у неё уже не было сил. Чуть ли не с порога она высказала ему всё, что о нём думает — что он безответственная личность, гнусный воришка и вообще просто надоедливый тип.
Сперва опешивший от её появления Оливье лепетал что-то бессвязное, а затем принялся горячо и сбивчиво оправдываться. Конечно, он сделал это не со зла и без всякой задней мысли, просто ему хотелось иметь хоть какую-то память о ней; да он вообще тогда не думал, что делает, просто сунул этот чёртов дневник к себе в карман, повинуясь первому порыву. Да, в глубине души он, наверное, сознавал, что шансов против Жозе у него нет, потому и решился на кражу.
А потом, без всякого перехода, Оливье вновь принялся говорить о своей любви — Господи, чего он только не нёс спьяну! Умолял Бене бросить всё к чертям и выходить замуж за него, клялся оставить свою музыкальную карьеру и уехать вместе с ней туда, куда она только пожелает, обещал исполнять все её прихоти и капризы… Бенедикт хватило всего на несколько минут, затем она раздражённо прервала его и популярно объяснила, что через месяц у них с Жозе свадьба, всё давно решено, а потому мольбы и надежды Оливье просто смешны. Пора бы уже ему наконец признать своё поражение и тихо отойти в сторону.
…Боже, ну зачем только он сказал эту идиотскую фразу — о том, что покажет Жозе дневник! Вырвалась ли она у него в отчаянии, или со злости, или под действием алкоголя — теперь неважно… У Бенедикт тогда потемнело в глазах — от ужаса и от бешенства; всё вокруг перестало для неё существовать, и в голове осталась лишь одна мысль — заткнуть этому подонку рот, неважно как, но сделать так, чтобы он замолчал, чтобы никогда больше не смог сказать, а тем более сделать такое. А проклятый нож лежал, как назло, совсем рядом — на столе, на расстоянии вытянутой руки…