Убийца во мне
Шрифт:
Я прошел в спальню и лег спать. Я проснулся в полдень, когда тишину разорвали гудки нефтеперерабатывающих заводов. Потом я еще немного вздремнул до двух. Иногда – я бы сказал, почти всегда – я могу проспать восемнадцать часов и все равно не чувствовать себя отдохнувшим. Нет, я не чувствую себя уставшим, просто мне не хочется вставать. Хочется остаться в кровати, ни с кем не разговаривать и никого не видеть.
Сегодня же все было по-другому, вернее, наоборот. Мне не терпелось умыться, меня мучила жажда деятельности.
Я
Съев легкий обед, я набрал домашний номер шерифа Мейплза.
Трубку взяла его жена. Она сказала, что Боб неважно себя чувствует и что доктор велел ему полежать день или два. Сейчас он спит, и ей страшно не хочется будить его. Но если дело важное...
– Я просто хотел узнать, как он, – сказал я. – Думал заехать на пару минут.
– Это очень мило с твоей стороны, Лу Я передам ему, что ты звонил, когда он проснется. Возможно, тебе стоит заехать завтра, если ему станет лучше.
– Хорошо, – сказал я.
Я попытался читать, но мне никак не удавалось сосредоточиться. Я не привык к отгулам, поэтому не знал, куда себя деть. В бильярдную или боулинг идти я не мог – копу не пристало шляться по клубам. И по барам. И по шоу, тем более днем.
Я мог покататься по окрестностям. Вот и все.
Постепенно хорошее настроение начало улетучиваться.
Я вывел из гаража машину и поехал к зданию суда.
Хенк Баттерби, помощник шерифа, читал газету. Его ноги лежали на столе, а челюсти мерно жевали табачную жвачку. Он спросил, не жарко ли мне и какого черта мне не сидится дома, когда есть возможность. Я ответил, что ты, Хенк, знаешь, как это бывает.
– Хорошая работа, – сказал он, кивая на газету. – Здорово они про тебя написали. Я как раз хотел вырезать статью и отдать тебе.
Этот тупой сукин сын всегда так делал. Только вырезал он статьи не про меня, а все. Карикатуры, прогнозы погоды, никудышные стихи и заметки о здоровье. Все, что только можно. Он просто не мог читать газету без ножниц в руках.
– Вот что я тебе скажу, – проговорил я, – я подпишу тебе эту статью, и ты сохранишь ее у себя. Возможно, когда-нибудь она станет ценным экспонатом.
– Ну, – он покосился на меня и тут же отвел взгляд, – я бы не хотел утруждать тебя, Лу.
– Никаких проблем, – заверил я его. – Давай ее сюда. – Я написал свое имя на полях и вернул ему вырезку – Только никому не рассказывай. Если другие попросят меня о том же, твоя вырезка потеряет ценность.
Он уставился на вырезку стеклянным взглядом, как будто она хотела укусить его.
– Гм... – До него дошло, он даже забыл, что хотел сплюнуть. – А ты действительно думаешь?..
– Вот что тебе надо сделать, – сказал я, опираясь локтями на стол и шепча ему в ухо, – сходи на один из заводов и попроси сделать тебе стальной цилиндр. Потом – ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы одолжить тебе сварочный аппарат?
– Да, – прошептал он в ответ. – Аппарат я найду.
– Так вот, разрежь цилиндр надвое по окружности. Не пополам, а чтобы получилась крышка. Положи в него вырезку с моим автографом – ведь она единственная во всем мире, Хенк! – и завари. Через шестьдесят или семьдесят лет ты отнесешь ее в музей, и тебе заплатят за нее огромные деньги.
– Вот те на! – воскликнул он. – Лу, а у тебя есть такой цилиндр? Тебе сделать?
– О нет, – ответил я. – Вряд ли я так долго проживу.
11
Я остановился напротив открытой двери в кабинет Говарда Хендрикса. Он поднял голову и помахал мне.
– Здравствуйте, Лу. Входите и присаживайтесь.
Я вошел, кивнул его секретарше и придвинул стул к письменному столу.
– Только что разговаривал с женой Боба, – сказал я. – Он неважно себя чувствует.
– Я слышал. – Он зажег спичку, чтобы я мог прикурить. – Но это не имеет особого значения. Я хочу сказать, что по делу Конвоя расследовать больше нечего. Нам остается сидеть и ждать и быть доступными в тот момент, когда Конвей начнет давить своим авторитетом. Думаю, он нескоро смирится с ситуацией.
– Плохо, что девчонка умерла, – сказал я.
– О, не знаю, Лу, – пожал он плечами. – Сомневаюсь, что она могла бы рассказать нам то, что нам не известно. Честно признаться – строго между нами, – я испытываю огромное облегчение. Конвей не успокоился бы, пока не отправил бы ее на электрический стул, свалив всю вину на нее. Мне бы не хотелось участвовать в этом.
– Да, – согласился я. – Это было бы неприятно.
– А если бы она выжила, я бы не отвертелся. Я хочу сказать, что возбудил бы против нее дело на всю катушку.
Он держался значительно дружелюбнее, чем в нашу последнюю встречу Он давал понять, что мы с ним большие друзья и он не скрывает от меня свои самые сокровенные мысли.
– Интересно, Говард...
– Да, Лу?
– Нет, думаю, мне не стоит говорить об этом, – сказал я. – Возможно, вы относитесь к этому не так, как я.
– О, уверен, что так же. Я всегда чувствовал, что у нас с вами много общего. Так о чем вы хотели сказать?
Он на мгновение отвел взгляд, его губы слегка дрогнули. Я понял, что секретарша подмигнула ему.
– Ну, дело вот в чем, – сказал я. – Я всегда считал, что мы тут все одна большая счастливая семья. Мы, кто работает на благо округа...
– Гм... Одна большая счастливая семья, а? – Его взгляд опять метнулся в сторону. – Продолжайте, Лу.
– Мы очень похожи друг на друга...