Убийца (Выродок)

Дар Фредерик

Я ехал к Монпарнасу. Что мне еще оставалось делать?

Улица Фальгиер имела провинциальный, домашний вид. Я остановил машину за мебельным грузовиком и решительным шагом вошел в «Мелодик». Внутри не было ни букашки. Висевшие над стойкой часы показывали час дня. Я поежился, подумав о том, что еще шестьдесят минут назад мы с Пьеро были не знакомы, а теперь он уже лежит на рельсах, разрезанный пополам. До чего жалкое создание человек!

Хозяин бара закусывал, одиноко сидя за столиком в дальнем углу зала. Это был высокий мужик с темными напомаженными волосами

и зигзагообразным шрамом на лице. Он показался мне не слишком симпатичным: он, похоже, считал всех окружающих жадными и похотливыми свиньями.

Он подавил усталый вздох и поднялся из-за стола.

— Что будете?

— Смородиновую настойку.

Он налил и вновь принялся за свою яичницу с ветчиной. На кухне высокая мясистая баба поджаривала лук. Кроме них, в баре никого не было.

Мой план созрел в считанные секунды. Я сидел у самого выхода, частично закрывая собой дверь. Улучив момент, я незаметно вытащил шплинт из дверной ручки, затем расплатился и вышел. Оказавшись снаружи, я снял ручку и вернулся, сделав вид, будто что-то забыл.

— Извините, патрон, от вас можно позвонить?

— По внутригородскому?

— Да.

— Телефон вон там, у туалета.

— Спасибо.

Дверная ручка лежала у меня в кармане. Я покрепче ухватил ее за металлический стержень и, проходя мимо Жерарa, резко и метко врезал ему железякой по затылку. Он завалился вперед, уткнувшись носом в свою яичницу. Я быстро перешел на кухню; толстуха наливала в мойку горячую воду и ничего не услышала. Я снова размахнулся своей кривой металлической дубинкой и стукнул посильнее, так, чтобы она сразу отплыла. По тому, как она упала, я понял, что явно превысил дозу, Она не шевелилась; с затылка и из носа текла кровь. Видимо, ей требовалась операция. После такого удара у нее, пожалуй, могли начаться провалы в памяти…

Я оставил ее на полу. Теперь можно было заняться главным: кухарка, по крайней мере, мне в этом помешать уже не могла.

Я вернулся в зал. Мужик со шрамом уже начинал моргать глазами. Я оттащил его в туалет, усадил на унитаз и привязал к трубе бельевой веревкой, которую нашел в шкафу.

Он потрясенно смотрел на меня, не понимая, почему я свирепствую, как террорист.

— Согласен, я был немного резковат, — сказал я. — Это, наверное, от погоды. Надвигается гроза, а это всегда влияет на мою нервную систему.

Он продолжал молча смотреть на меня все тем же тяжелым горящим взглядом.

— Мне нужны имя и адрес человека, который снабжает тебя наркотиками!

Тут его худая физиономия превратилась в сплошной вопросительный знак. Одна бровь поползла вверх, глаз под ней округлился.

— Ты меня понял?

— Что это за чепуха?

Я вздохнул.

— Слушай, у меня нет времени на болтовню!

— Но…

— Мне указал на тебя Пьеро-Альпиец, так что видишь — нечего меня за нос водить!

Он нахмурился:

— Да что вы несете?

Не знаю, какого черта он влез в эту подпольную торговлю… Одно могу сказать: он был не из слабаков. Он не боялся. Он был в ярости и недоумении, только и всего! Может

быть, он завязал после какой-нибудь крепкой передряги и теперь живет, как почти честный горожанин, между своим баром и полицейским управлением?

Я как можно спокойнее произнес:

— Говори, Жерар: мне будет не очень-то приятно порезать на колбасу такого парня, как ты. Не стоит играть в тетю щуку: ты ведь знаешь, что плоть слаба! Если я начну убеждать тебя по-своему, ты все равно не сможешь долго молчать…

Он, видно, тоже это понимал, но не спешил раскалываться сразу: пытался выиграть время…

Я ненадолго оставил его наедине со своими мыслями и порыскал по квартире. За кухней оказалась комната, обставленная как попало и чем попало. Мужика со шрамом, как видно, не мучило стремление жить в роскоши… Я полазил по комнате и неожиданно нашел очень приличный пистолет, завернутый в накрахмаленную рубашку вместе с запасной обоймой. Я в необычайном волнении погладил шершавую рукоятку и взвесил оружие на ладони. Пистолет был шведского производства; спусковой крючок, похоже, не артачился и действовал при малейшем нажатии. С таким агрегатом в руках можно было смело заказывать музыку!

Я сунул пушку за пояс и вернулся к Жерару. Он все так же сидел на унитазе, и вид у него был невеселый. Ему наверняка казалось унизительным, что его прикрепили к отхожему месту… Он явно считал меня не только грубым, но и бестактным.

— Слушай, мне некогда. Так что будь добр развязать язык.

— Черта с два! — ответил он.

— Ладно, это тоже входит в программу. Я вижу, ты парень храбрый… Только этого в жизни мало. Поэтому герои обычно долго не живут.

— Я знаю, — вздохнул он. — И все равно — плевать мне на тебя, кем бы ты ни был!

Тут я решил, что это уж слишком, и дал ему в морду, отчего он ударился кумполом о трубу сливного бачка.

Послышалось такое «бум», словно самолет преодолел звуковой барьер. Взгляд его ненадолго стал блуждающим, затем он глубоко вздохнул, чтобы восстановить равновесие.

— Знаешь, что я тебе скажу, сынок? — пробормотал он. — Во время войны меня дважды арестовывало гестапо. Фрицы обрабатывали меня по полной программе, но я ничего не сказал. И такой сопляк, как ты, не заставит меня сказать то, чего я не хочу говорить.

От него у меня начинался сильный мандраж, и я боялся, что поддамся искушению и застрелю его, так ничего и не узнав.

— Тебе что, жизнь уже надоела? — спросил я.

Он не ответил.

— Ты строишь из себя благородного рыцаря, но это же чистый идиотизм!

Я вытащил пистолет.

— Я считаю до трех, слышишь?

— Ты это видел в кино! — презрительно обронил он.

Тут я уже не выдержал. Меня окутал тот красный туман, о котором я часто упоминал раньше. Я не помню, как стрелял, но когда я вновь обрел спокойствие, в туалете воняло порохом и было плохо видно из-за дыма. Я открыл небольшое окошко, выходящее в коридор; вскоре дым рассеялся, и я увидел Жерара — скорчившегося на своем унитазе и изрешеченного пулями. Вся его рубашка была в крови…