Убийца
Шрифт:
«Есть проблема?» — сказал Хоук.
— Нет, месье.
«Тогда попробуй».
«Я не могу, месье. Это неприлично».
«Вы положили в этот суп что-то такое, чего там быть не должно, мадемуазель?»
— Что вы говорите, месье?
«Я говорю, что если вы не попробуете этот чертов суп в ближайшие две секунды, я прикажу моему другу, главному инспектору Конгриву, арестовать вас».
— По какому обвинению, месье?
«Покушение на убийство должно привести к этому».
Глаза девушки гневно вспыхнули, и она швырнула ложку на пол. Прежде чем Алекс успел среагировать, она наклонилась вперед, схватила со стола его тарелку с супом и поднесла ее к губам.
«Я бы скорее съел все это!» — вызывающе крикнула она и наклонила миску к открытому рту, выпивая содержимое одним длинным глотком. Затем она встала, глядя на них сверху вниз, глаза ее сверкали, желтый суп размазан по ее подбородку и фартуку.
Она вытерла рот тыльной стороной ладони, нагло разглядывая их всех.
«Свиньи неверные! Je vais au paradis sachant que mon valeureux Successeur reussira la ou j'ai echoue!» — сказала она, улыбаясь им.
Секунду спустя она издала небольшой шум и рухнула на пол.
Конгрив отодвинул стул и подошел к ней, встав на колени рядом с ней. Он приложил два пальца к сонной артерии прямо под ее ухом, на мгновение остановился, а затем покачал головой.
«Бессознательный?» — спросил Алекс Хоук.
— Мертв, — сказал Эмброуз. — Что это было, Алекс, в супе?
«Скорее всего, афлатоксин. Производное чрезвычайно токсичной плесени, образующейся в арахисе, когда он портится. Блестяще замаскированный, я почти пропустил его. Она была очень хороша в своем деле, в этом. Ей, скорее всего, это сошло бы с рук».
— Алекс прав, — сказал Текс, держа тарелку с супом под носом. «Афлатоксин трудно поймать. Наши вскрытия показали бы только повреждение печени. Черт, после всего портвейна, который мы сегодня выпили, никто бы…» Он поставил миску.
«Как ее звали?» — спросил Алекс Пелэма.
«Она называла себя Роз-Мари, сэр», — сказал очень потрясенный Пелем, глядя на безжизненную фигуру. — Должен сказать, что я совершенно огорчен, ваша светлость. Кто-то должен был…
«Роуз-Мари… Розмари…» — сказал Конгрив больше самому себе, чем кому-либо в комнате. Он положил веточку травы на льняную салфетку и сложил ее вдвое.
«Теперь ты послушай сюда, старина», — сказал Алекс, обнимая хрупкие и дрожащие плечи Пелхэма. — «Никто в этом доме ни в коем случае не виноват. Ты дрожишь. Я хочу, чтобы ты пошел в библиотеку, налей себе большую порцию виски и оставь все это позади. Мы присоединимся к тебе через минуту. Насколько я понимаю, все уже кончено.
— Я просто позвоню в полицию, ваша светлость, — сказал Пелэм и исчез, словно в оцепенении.
Алекс посмотрел на ароматную веточку в своих пальцах. — Розмари. Похоже, ты совершенно прав, Эмброуз. Сначала Ирис в штате Мэн, затем Лили в Париже, а теперь я нахожу эту маленькую веточку розмарина прямо здесь, у себя под носом.
«Ты забываешь один, Алекс», — сказал Паттерсон. «Роза.»
«Роза?»
«Когда мы вытащили Саймона Стэнфилда из Гранд-канала, у него на лацкане был единственный бутон розы. По словам его жены, он ненавидел цветы, особенно розы».
«Эта собака называет все свои острые зубы именами цветов, или, в данном случае, он берет на себя небольшую лицензию на ароматный кустарник», — сказал Хоук. «Вполне романтична, наша убийца-убийца. Пожалуйста, скажи мне, Эмброуз, покойная неоплаканная, каковы были ее последние слова?»
«Она обращалась к нам как к «неверным свиньям», — сказал Эмброуз, глядя на мертвого убийцу и качая головой. «А затем сообщил нам, что «я отправляюсь в рай, зная, что мой достойный преемник добьется успеха там, где я потерпел неудачу»».
«Давайте понаблюдаем за ее преемником, ладно, Эмброуз?» — сказал Хоук.
«Казалось, запасы бесконечны», — сказал Конгрив и отпил вино.
Глава тридцать третья
СОВОКУПНОСТЬ ЛЖИ — БЫЛ САМЫЙ ГОРЯЧИЙ БАЛЕТ В ЛОНДОНЕ. Если бы вы могли даже получить один, то есть. Таблоиды пошутили, что список ожидания на завтрашнюю гала-премьеру был настолько длинным, что некоторые члены королевской семьи оказались в середине списка. Реклама последнего эпического шпионского фильма была повсюду. Маркетинг объявил войну каждому квадратному дюйму Лондона. Пространство, не заклеенное картиной Ника Хичкока, было потрачено впустую. Эфирное время, радио или телевидение без упоминания о «Самом сексуальном шпионе из ныне живущих» было драгоценным временем, потерянным навсегда.
Маркетинг сказал свое слово. «Кричите о хаосе и упустите из виду гончих огласки», — говорили они. Легионы двинулись вперед, и казалось, что каждый уголок столицы был увешан жестоко красивым лицом Яна Флинна.
Нависая над мокрой от дождя площадью Пикадилли, гигантский рекламный щит с изображением ухмыляющегося Ника Хичкока доминировал над горизонтом. На левой руке у него была необходимая сочная малышка, а в правой руке — смертоносный черный автомат. Каждые десять секунд его пистолет издавал громкий хлопок, и идеальное круглое кольцо дыма вырывалось из дула пистолета и уносилось высоко над спешкой кружащихся зонтов, блестящими красными автобусами и блестящими черными такси. Звуковой эффект выстрела пистолета Ника, как вскоре узнали гуру маркетинга Лжи, к своему огорчению, к сожалению, можно было услышать только в тишине предрассветных часов, когда улюлюкающие армии ночи расположились в палатках.
Франческа, выйдя из театра Сохо в волнующееся море папарацци, выкрикивающих ее имя, взглянула на своего гигантского картонного коллегу в тот момент, когда Ник выстрелил. «Стреляем холостыми», — сказала она Лили и ее директору Витторио де Пинта.
Витторио, который явно зависел от этой картины гораздо больше, чем она, в основном от своего будущего, обнял свою звезду за обнаженные плечи.
«Mi amore», — сказал красивый итальянец, широко улыбаясь в мигающие камеры, — «Пожалуйста, не веди себя так. Будь хорошей девочкой. Улыбнись камерам».
«Какова моя мотивация?» — сказала Франческа.
«Деньги, дорогая».
«У нее многое на уме», — сказала Лили, искоса взглянув на Франческу.
Лили, какое-то время известная как Моник Делакруа и бывшая личным помощником покойного американского посла герцога Мерримана, прибыла из Парижа ранее на той неделе. С помощью разнообразного макияжа, париков и солнцезащитных очков ей удалось сделать себя неузнаваемой. Франческа потратила два дня, рассказывая своей красивой молодой протеже о заговоре с целью похищения американского посла. Франческа вместе с Мустафой Ахмедом аль-Фазадом, вдохновителем многих самых смертоносных нападений эмира в Европе, на Филиппинах и на Дальнем Востоке, провели последние недели за интенсивными совещаниями по планированию в номере Франчески с видом на Гайд-парк. Теперь планы были завершены.