Убийце — Гонкуровская премия
Шрифт:
— Все это прекрасно, господа, но ровно ничего нам не даёт. Этот заядлый книжник был убит тремя выстрелами из револьвера. Вот из чего мы должны исходить. А я не вижу ни одной наводящей подробности. Беспорядка нет. Нищенское жильё, потерянная золотая монета и в глубине коридора — труп. В самом деле, ни одной наводящей детали! — подумал Жозэ. — Но разве так может быть? Наверняка улики здесь, они где-то разбросаны по этим холодным и пыльным помещениям. Они должны быть здесь. Мало смотреть во все глаза. Увы, бывает так, что смотришь, смотришь, а ничего путного
— Семь шестьдесят пять, — ответил комиссар. — Обычный браунинг с восьмью патронами. У настоящих гангстеров — 9-ти или 11— миллиметровые…
Следователь продолжал семенить по кухне. Вдруг он остановился у камина и подозрительно уставился на кучу пепла.
— Что это такое? — спросил он, показывая своим худым пальцем на очаг.
Комиссар присел на корточки, разгрёб пепел, из которого выступило что— то белое.
— Вы забыли осмотреть пепел! — укоризненно воскликнул следователь. — — Надо думать обо всем.
Находка оказалась клочком бумаги. Вернее — скомканной бумажкой. Полицейский старательно расправил её. Это была страничка обычного формата, небрежно выдранная из тетради или альбома.
На листке было что-то написано от руки.
Комиссар взглянул на него, пожал плечами и передал его следователю.
— Не думаю, что это может пригодиться. — И он снова принялся разгребать кочергой пепел.
Следователь взял листок и стал подозрительно рассматривать его. Он осторожно зажал его между указательным пальцем и ногтем большого, боясь стереть отпечатки пальцев, которые могли оказаться на нем.
— Да это же стихотворение! — воскликнул он.
Комиссар обернулся к нему и снова пожал плечами. Следователь совершенно неожиданно вскипел:
— Да, это стихотворение, и нужно обратить на него внимание. Не забывайте, что здесь замешана литература!
И он добавил как бы про себя:
— И с чем нам только не приходится сталкиваться!
Жозэ подошёл к следователю.
Он еле удержался, чтобы не выдать своего удивления.
Листок, который держал следователь, напомнил Жозэ о черновике, подобранном им в коридоре редакции, черновике стихотворения, который выпал из кармана главного редактора. Жозэ узнал почерк Бари. Он был твёрдо уверен, что не ошибается.
Что же все это значит? Каким образом стихотворение главного редактора Пари-Нувель попало сюда, в запущенную кухню убитого букиниста?
Да, вероятно, следователь прав. Здесь орудовали не обычные грабители, не стандартные гангстеры. Здесь замешана литература.
Как поступить? Поделиться своим открытием с Рамонду? Сообщить полиции? Нет, надо повременить. Кто знает, Рамонду может проявить слишком много горячности, втянет в это дело одну следственную комиссию, за ней другую и наломает дров, как слон в посудной лавке. От этого маленького бородача можно всего ожидать.
— Что вы об этом думаете, мосье парижанин? — спросил Рамонду.
— Разрешите, — и Жозэ наклонился, чтобы прочитать написанное на листке.
Стихотворение называлось Волшебство молчания.
Начиналось
— Неплохо, — заметил репортёр. — Кто автор?
— Вы что, смеётесь надо мной, а? — Королевская немая мантия, — вполголоса продекламировал Жозэ.
— Немая? — буркнул следователь. — Вы думаете, что здесь есть какая— то связь с именем старика? Нет, я решительно ничего не понимаю в этом деле. Я считал, что это обыкновенный ночной грабёж. Вы мне говорили, что тот странный роман называется Молчание… — Гарпократа. Это греческий бог, бог молчания.
В полдень Жозэ поднялся к себе в номер.
Дождь продолжался.
Сквозь штору журналист видел густую сетку, повисшую над городом. Судебное следствие не продвинулось ни на шаг. На место преступления прибыл прокурор при суде первой инстанции. Он досконально обследовал лачугу Гюстава Мюэ.
Никто ничего не знал. Никто не слышал выстрелов. Врач утверждал, что убийство было произведено ночью, часа в три-четыре.
Когда было обнаружено преступление, в доме все выглядело, как обычно. Ставни в лавке и на кухне были открыты.
Место, конечно, очень благоприятное для преступников — в тупике никто не жил.
Самые близкие соседи букиниста — рабочие и старики — жили на улице Кабретт.
Жозэ передал по телефону свой первый репортаж, заодно поболтал с Бари и Рози Соваж. Пари-Нувель вставила фитиль другим газетам, связав убийство в Муассаке с романом, получившим Гонкуровскую премию. Только две газеты напечатали сообщение об убийстве, да и то одна на третьей полосе, а другая — на четвёртой.
Провинциальный корреспондент передал эту информацию, не придавая ей значения.
Правда, сейчас уже все редакции сбились с ног в поисках материала. Скоро городок наводнят корреспонденты и Рамонду потеряет голову. Впрочем, за это дело берётся парижский уголовный розыск.
Жозэ был в смятении.
В сотый раз он восстанавливал в памяти все, что произошло с начала расследования.
Никаких выводов он не мог сделать. Все оставалось совершенно загадочным.
Он хотел было вызвать Бари и рассказать о стихотворении, найденном в пепле, но передумал. Лучше подождать. В своём репортаже он, конечно, обошёл молчанием обнаруженный в камине листок.
Жозэ глядел на дождь.
Его мучил один вопрос.
Какую роль во всей этой истории играл главный редактор? Он родился в Муассаке, здесь у него была старая тётка. Может, повидаться с нею? Она жила на бульваре Сансер, между Увариумом и мостом Наполеона. У Жозэ в книжечке был записан её адрес.
Жозэ уже побывал в морге и осмотрел труп.
Гюстав Мюэ оказался очень дряхлым стариком. И мёртвым он сохранил на лице выражение иронического спокойствия. Длинные морщины избороздили его худое белое лицо с бородкой под Кальвина…