Убийства в монастыре, или Таинственные хроники
Шрифт:
Она забыла о том, что рядом с ней сидела Изамбур. Теперь, когда появился Теодор, она больше не смотрела на нее. Он же не прерывал Софию, но пошел мимо нее и почтительно остановился перед королевой. Он внимательно рассматривал неподвижную фигуру.
— Зачем, — спросил он, — вы держали ее за руку?
Он стоял не шевелясь, чем напоминал саму королеву. Теперь, когда он повернулся к Софии спиной, она увидела, что его кудрявые волосы отросли до плеч.
— Итак, — повторил он, — почему вы держали ее за руку? Вопрос был еще более нелепым, чем его молчание в ответ на ее
— Какое это имеет отношение к тебе и твоей жизни? — спросила она так же строго и резко, как раньше.
Он не стал упрекать ее в несдержанности.
— Большое, — сказал он. — Очень большое. Это спасет мою душу.
— Что ты имеешь в виду?
— Позже, — сказал он, показав, что разговор окончен. Он повернулся к Изамбур спиной и направился к двери. — Я объяснюсь с вами позже.
София не хотела оставаться во дворце.
Теодор властно прервал разговор и покинул покои королевы так же неожиданно, как и появился в них. София после этого не могла уже оставаться там и спокойно сидеть с Изамбур. Хотя и было что-то утешительное в том, чтобы говорить с безмолвной собеседницей, сбрасывая с себя тяжесть проблем, неведомая сила выталкивала ее теперь из комнаты, которую она всегда считала местом сражения за будущее Теодора.
Теперь он вернулся, и в том, чтобы сидеть с Изамбур или добиваться расположения Бланш, больше не было необходимости. Она отправилась домой, испытывая эйфорию от того, что он не выказал в ее адрес ни тени презрения, и смятение из-за того, что он так мало ей сказал. Она надеялась, что он скоро вернется в дом своего отца.
С ней рядом шел Рудольф, которому едва исполнилось одиннадцать лет, но он был высоким и не мог дождаться того дня, когда ему разрешат воевать. А пока в его обязанности входило провожать благородных демуазелей и придворных дам.
София, как обычно, отказывалась от его защиты, но теперь, когда стало смеркаться и улицы опустели, она была рада тому, что ей не придется идти одной.
Площадь де Грев, обычно такая шумная, была объята тишиной. По утрам здесь собирались рабочие, не принадлежащие никакому цеху, и предлагали свои услуги, надеясь получить работу хотя бы на неделю. Днем тут становилось еще оживленнее, потому что поблизости к берегу приставали корабли торговцев углем и разгружали свой товар. Теперь их шаги гулко отдавались на пустой площади. Даже рассказчики, которые днем стояли в укромных уголках и рассказывали сказки, пословицы и пели песни, ушли домой. Остались только оборванные нищие, распространявшие дурной запах.
— Сброд! — прошипел Рудольф. — Мерзкий сброд!
В то время как он шепотом сообщил о своем отвращении, какая-то женщина делала это пронзительным криком. Женский голос прорвал вечернюю тишину.
— Убирайся! Исчезни!
Угрюмо залаял пес. Со скрипом закрылась дверь на засов.
София сжалась, когда вдруг недалеко от нее прошмыгнула согнутая фигура, волоча руки по грязной мостовой. Это был мужчина, босой, его тело было завернуто в коричневую материю, напоминавшую мешок.
Несмотря на то что он так сильно согнулся, он выглядел крепким и все части его тела были на месте, хотя большинство нищих калечили себя, чтобы вызывать больше жалости.
— Посмотри, как резво бегает нищий! — усмехнулась София. — Он вполне мог бы работать, если б захотел!
Она уже собралась продолжить путь.
— Вот забавно, — сказал Рудольф. — Он не просто кажется сильным, но смотрите, у него тонзура!
— Что это значит? Тонзуры бывают только у монахов!
Рудольф пожал плечами.
— Значит, это не нищий, а монах.
Больше он ничего не сказал. Дальше они шли молча.
София не отказалась бывать у Изамбур, но стала избегать королевского дворца. Она не хотела смотреть на то, как Катерина и Бланш старались держать Теодора от нее подальше. Вместо этого, она надеялась, что он сам придет к ней, чтобы продолжить начатый таинственный разговор.
И однажды он действительно пришел. Его впустил слуга, и Теодор целый час ходил по своей комнате, так что она даже не знала о его приходе.
Она встретилась с ним тогда, когда он уже собирался уйти, радостно схватила его за руку и уговорила остаться.
— Этот дом... твой. Отец оставил его тебе! Ты можешь жить здесь...
Он прижал палец к губам, призывая ее к молчанию. Она не подчинилась.
— А где твой верный друг Кристиан? Разве он не заслужил мягкой постели, вместо того чтобы ютиться в жутких комнатушках? Пусть приходит жить сюда!
Его улыбка была болезненной, но он, по крайней мере, не стал ее скрывать.
— Не могу поверить, что вы желаете Кристиану добра, — сказал он. — Но раз уж вы заботитесь и о королеве Изамбур, то приходится признать, что вы и правда изменились.
Он снова и снова говорил об Изамбур, не только в тот день. В дом Гуслинов он больше не вернулся, но всегда заходил в покои королевы, если там в это время была София. Он молчал, погруженный в мысли, смотрел на слабоумную, будто сам лишился рассудка.
София никак не могла решиться сказать ему, как смущало ее его поведение, с каким нетерпением она ждала продолжения разговора, но она сдерживала себя. Слишком непрочной казалась ей связь, снова возникшая между ними, слишком хрупким его стремление начать все сначала и примириться.
Через месяц она научилась бороться с желанием задавать ему вопросы и перестала настаивать на том, чтобы он вернулся в университет. Она была почти уверена, что он это сделает, иначе зачем так долго живет в Париже? Почему снова и снова ищет встречи с ней, хотя бы и в присутствии Изамбур?
Когда ее однажды ранним утром разбудил шум из прихожей, она решила, что Теодор во второй раз пришел в дом Гуслинов и радостно спустилась вниз. Однако там ее ожидал не пасынок, а Рудольф, оруженосец, который обычно сопровождал ее.
— У меня задание, — сказал он, еще не совсем очнувшись от сна. — Я должен отвести вас во дворец.
— Кто тебя послал? — спросила София, тотчас же проснувшись. — Со мной хочет поговорить Теодор?
— Нет, — ответил он нерешительно и опустил глаза, в которых она только тогда разглядела смятение. — Это дофина Бланш. Вам следует поторопиться.