Убийственное меню
Шрифт:
Вольский вернулся домой еще позже Юстины, жена в полном упоении продолжала бесконечный рассказ о своем триумфе, причем упоение объяснялось не только светскими достижениями, но и отличным ужином, которым бедняжка наконец насладилась. И опять вмешалась вредная племянница, подпортив имениннице приподнятое настроение. Она просто задала вопрос:
— А от велюр-шифона тетя уже отказалась?
Марина сникла.
— При чем здесь велюр? — растерянно пролепетала она. — И кто сказал, что отказалась? Только теперь мне понадобятся шиншиллы, не покажусь же я опять в тех же норках!
— Тетя,
Инстинкт подсказал толстухе верный ход — свернуть с неприятной диетической темы на перья ворона.
— Я как-то над этим не думала… Перья ворона… Прекрасная идея! Если боа, то должно быть в несколько рядов, а можно из таких перьев и накидку сделать. Откуда они берутся, эти перья?
— Из воронов, — пробурчал тихонько Кароль, прислушиваясь к разговору и с наслаждением вдыхая прежние головокружительные ароматы.
— Их пришлось бы вам собирать в дебрях и пущах, — отвечала Юстина. — Вороны у нас занесены в Красную книгу. Уж охота на них точно запрещена. И хватит о перьях, я спросила о платье. Вы уже поставили на нем крест?
— С чего это я поставлю крест на любимом платье?
— А с того, что надо продолжать диету, иначе тетя в него не влезет. Нет, я говорю не о супчике, он свое сделал, но если человек худеет, то должен обходиться без ужина.
— Да ты спятила! Что же мне, теперь всегда ложиться голодной?
— Не совсем голодной, но все же. Хотя бы не наедаться досыта перед сном. И я тут ни при чем, это мать-природа так распорядилась.
— Да, а сама ужинаешь…
— Я мало ем. Попробуйте на ужин есть столько же, через месяц платье будет свободно. Ну, в крайнем случае, через два месяца.
Нет, Юстина все же не до конца знала свою тетку, иначе воздержалась бы от такого легкомысленного предложения. А теперь Марина весь ужин глядела племяннице в зубы, пыталась уговорить ее съесть малость того и другого, с отвращением накладывала себе салат и чуть не плакала, когда Юстинка отказывалась от добавки чего-то особенно заманчивого.
Позабытый-позаброшенный и предоставленный самому себе, супруг не обижался, первый раз догадавшись, что дома тоже можно превосходно развлечься.
Марина же с изумлением вдруг обнаружила, что вовсе не голодна. Вдруг перестала страдать от голода, наоборот, испытывает приятное чувство сытости. Ну, может, не такое, как раньше, когда наедалась до блаженного ощущения — вот-вот лопнет, но смотреть, как муж уминает греночки с пастой из сыра и куски торта, уже могла спокойно.
И опять вспомнился банкет. Все бабы так и вцепились в нее, ни на шаг не отходили, никак не могли поверить, что она за неделю сбросила пять с половиной кило. И даже эта паршивка Иола с завистью на нее косилась, причем как-то задумчиво, размышляла, должно быть. Поняла — где ей тягаться с Мариной, кишка тонка.
— Можешь сказать, почему ты раньше не приступила к этой лечебной диете? — внезапно подал голос Кароль, обращаясь к Юстине.
Что ему ответить? Не скажешь же — потому, что тетка собралась тебя укокошить. Опять же, каждое ее объяснение может вызвать нежелательную реакцию. Да и не хотелось откровенно говорить с этим дундуком. Все равно не поймет. Решила отделаться шуткой.
— Потому, что заметила, как тетя стенает, только теперь заметила. Прямо в глаза бросается.
— Я стенаю? — смертельно обиделась Марина, безжалостно вырванная из воспоминаний о своем банкетном триумфе.
— Полагаю, такое должно уж скорее в уши бросаться, — предположил Кароль.
— И платья на нее перестали налезать. И вообще я стала взрослой, а раньше не осмеливалась и словечка пикнуть.
— Понятно. А теперь наверстываешь упущенное.
Юстина глянула прямо в глаза дяде:
— Вот именно. И, как сами изволили заметить, немного в том переусердствовала. Однако уже утихомирилась, так что теперь не опасна.
— И зря. Возможно, и пригодилась бы кому еще.
Потрясенная Юстина поняла, что таким окольным путем дядя выражает свое желание подключиться к диетическому курсу. Уж он-то, ясное дело, не позволит кормить его одним капустным супчиком, но на относительно мягкие формы диеты готов пойти, теперь остается лишь склонить тетку к более рациональному питанию. Возможно, для этого достаточно махать перед ее носом шифоном-велюром.
* * *
Не зная о наполеоновских планах племянницы, оскорбленная в своих лучших чувствах, Марина демонстративно встала из-за стола. В последний момент спохватилась, сжала зубы и не застонала!
* * *
— Прогресс просто поразительный, — сообщила Юстина Конраду, когда тот отвозил ее домой после очередного успешно сданного экзамена. — Я говорю о питании. На тетку накатило вдохновение, а в таких, случаях она даже не талант кулинарный, а просто гений. Дядя и не замечает разницы. У него характер железный, он сам себя ограничивает в еде, две трети от прежних порций берет, не больше. Уж не знаю, какие из этого выводы, потому что других изменений не наблюдается.
— Одно наблюдается, — внес коррективы Конрад. — С нашим агентством пани Вольская покончила. Так что вывод можно сделать: отказалась от преступного умысла. А у меня появилось больше времени для тебя.
— Кроме меня, у тебя вроде бы диплом еще был.
— Так я уже защитил его, теперь вот осталось выдержать еще и твои экзамены.
— И что потом? — притворно удивилась Юстина.
— А потом, я надеюсь, и у тебя будет больше времени для меня.
Огромным усилием воли Юстинке удалось не покраснеть. Разумеется, она понемногу свыкалась с мыслью, что Конрад встречается с нею не только ради информации о своем подопечном, но девушка боялась давать волю надеждам.
Один раз, с Петром, уже испытала разочарование, так что отказывалась верить даже своим глазам. Да к тому же имелось одно неприятное обстоятельство, которое заставляло ее держаться на определенной дистанции от Конрада. Она помнила его странное поведение в тот злосчастный вечер, когда пьяная Марина поперлась в казино, и с тех пор ломала голову, что же с ним. Болезнь? Временное недомогание? Может, просто геморрой? И что, влюбится в него безоглядно и только потом узнает, что нет между ними полного доверия, что ее обманули и скрыли… что скрыли? Может, сущий пустяк, а может, и серьезную болезнь, которая разрушит их жизнь, сделает невозможным счастье.