Убийственный призрак счастья
Шрифт:
«Да он до сих пор переживает эту историю, – подумал Розовски. – Интересно, что его все-таки выводит из равновесия – ссора с другом или исчезновение денег?»
– Большая сумма? – поинтересовался Натаниэль.
– Двести тысяч долларов. То есть, всего там оставалось четыреста или чуть больше, я сейчас говорю о доле Пеле. Треть от общей суммы. Для нас по тем временам – целое состояние!
– Интересно, – сказал Натаниэль. – И они исчезли?
– Как в воду канули. Вместе с фирмой.
– Так… И это была доля Пеле. А как насчет доли вашего третьего?
– Понятия не имею. Думаю, он снял ее заблаговременно. До исчезновения.
– Какого
– Знаешь, и того, и другого, – ответил Фельдман хмуро. – Не думай, у меня тоже мозги есть. Я сразу же сложил два и два. И высказал Пеле свое предположение – насчет того, что Дов мог провернуть дельце, оставив его ни с чем. Так он меня чуть не убил за одно предположение! Орал, что Дов никогда в жизни так не поступил бы, что их слишком много связывает, кроме этих паршивых денег.
– Занятно, занятно… – пробормотал Натаниэль. – А сам Пеле пытался отыскать следы? Денег, фирмы? Этого Дова? – осторожно спросил он. – Я имею в виду, когда вышел.
– Не знаю, – нехотя ответил Арье. – Слышал краем уха – да, искал. И тоже не нашел.
– Ты действительно не собирался подставлять Пеле? – спросил Натаниэль нарочито безразличным тоном. – Не тогда, может быть, потом. Ради этих денег. Нет?
Фельдман раздраженно раздавил в пепельнице недокуренную сигарету.
– Подставлять я никого не собирался, – ответил он. – И не подставлял… – и после паузы добавил, уже другим тоном: – Но, возможно, попробовал бы как-нибудь выдурить у него бабки… – он неожиданно рассмеялся. – Что ты хочешь – двести тысяч зеленых. А я был мальчишкой. Сразу же после дела подумал – мог бы и без них сработать, нанял бы пару парней тысяч за десять, – он вздохнул. – Наверняка, и Пеле такие мысли приходили в голову, не знаю. Дани, когда освободился, ни разу ко мне не пришел.
– А ты? Ты к нему заходил?
– Меня предупредили, что он не желает меня видеть, чтобы я лучше не ходил. Тут у него, видишь ли, была неприятная история с одной девушкой. Вроде бы, она от него отвернулась… – Фельдман задумчиво курил, глядя в сторону. – Знаешь, сказал он, – мне кажется, что тогда-то он и сломался. Сразу все. Неприятности с девушкой – чуть ли не с невестой. Была у него какая-то история… – Фельдман затянулся, сделал неопределенный жест рукой, в которой держал сигарету – то ли разгонял дым, то ли пытался подкрепить собственные слова. – Какая-то любовь. Что-то такое… романтичное и печальное. То ли она его не дождалась после той, первой отсидки, то ли умерла, то ли что-то еще. Плюс к тому подозрение насчет меня, старого друга – как же, предательство! Ну, и деньги исчезли. Да. Было от чего свихнуться. Вот он и свихнулся. С такой скоростью съехал, – Арье покачал головой. – Кто бы мог поверить! Даниэль Цедек, Пеле, умница – и вдруг крадет у какой-то рыночной торговки двести шекелей! Утаскивает с прилавка черствую питу! Путается с бродягами, колется всякой гадостью! И раз за разом садится, садится… Черт-те что! Иногда я чувствую себя виноватым, – неожиданно сказал он. – Я-то, сам понимаешь, обиделся на его подозрения. Ну, гордость заела – не желаю тебя знать, раз ты мог такое обо мне подумать! Надо было плюнуть на гордость, встретиться, поговорить…
– А до того он не баловался наркотиками?
Арье отрицательно качнул головой.
– Полиция все-таки не хочет отказываться от версии, что Пеле замешан в убийстве раввина. Теперь у них вызревает подозрение, что Пеле выступил либо наводчиком, либо сообщником.
– Если бы знал, что там будет убийство – нет. Никогда. Я же говорю, это не в его натуре. Если бы не знал… – Арье чуть прищурился. – Если бы не знал, почему бы и нет? Деньги-то каждому нужны. Ему – особенно.
– Почему он темнил с алиби? Кого-нибудь покрывал? Может быть, женщину?
Арье Фельдман нахмурился.
– Тут я ничего не могу тебе сказать, – медленно произнес он, закуривая новую сигарету. – Ничего. Не знаю. Если у него появилась женщина и его рассказ как-то ей бы навредил – может, он бы и темнил. Вполне возможно. Да, это похоже на него.
Они вышли на улицу. Холодный влажный воздух заставил сыщика зябко поежиться. Заметив это, Фельдман предложил:
– Подвезти тебя? Не стесняйся, я никуда не спешу.
– Нет, спасибо. Я хочу пройтись, – ответил Розовски. – После сытного обеда.
– Как знаешь. Тогда – до свиданья. Спасибо за информацию. Не волнуйся, я все улажу. Наездов больше не будет. Неприятностей у девочек – тоже. В общем, все будет тихо. Даю слово.
– Вот и отлично… – пробормотал Розовски, поглубже засовывая руки в карманы куртки. – Значит, договорились. Спасибо, Арье.
Он проследил, как Фельдман, одетый с иголочки, так что его скорее можно было бы принять за дипломата, нежели за «серого» банкира, неторопливо садится в свою «вольво». Потом медленно побрел в сторону автобусной остановки.
Натаниэль расслабленно откинулся в кресле и лишь после этого соизволил взглянуть на сидевшего в углу Маркина.
– Два часа назад меня угощали «Шато де Флери» и экзотическими блюдами французской кухни, – торжественно сообщил он.
– Ну и что?
– Да вот смотрю на тебя и думаю: почему ты ездишь на старой «субару», а не на новом «вольво»? Как, например, вчерашний мой гостеприимный хозяин господин Арье Фельдман. Замечательная личность, сама любезность… Да, и я не нахожу ответа на этот естественный вопрос. Разве что принять объяснение насчет переселения душ. То есть, в прежней жизни ты, например, был крутым мафиозо, а ныне искупаешь грехи тем, что против этих самых мафиозо борешься. И поскольку в прошлой жизни ты уже ездил на «вольво», то в нынешней тебе причитается максимум «субару».
– Интересно, интересно, – ехидно заметил Маркин. – А кем же в прошлой жизни был ты? Судя по тому, что у тебя нет даже такой машины, как у меня, а обитаешь ты вместе с мамой в амидаровской квартире тридцатилетнего возраста…
– …то я, скорее всего, был повелителем огромного царства, – подхватил Розовски. – Обширной империи. Купался в золоте и проявлял деспотические черты порочной натуры ежеутренними казнями приближенных.
Маркин фыркнул.
– Лучше расскажи, что тебе удалось узнать от Фельдмана? – спросил он. – Или он тебя настолько очаровал, что ты ни о чем его не спрашивал, кроме как о французском вине?