Убийственный призрак счастья
Шрифт:
Розовски присмотрелся. Игаля он увидел на третьей фотографии во втором ряду. Юноша стоял в боевой стойке, с чрезмерно напряженным выражением лица.
– Вот этот.
– Игаль? Хороший боец. Вернее, может стать хорошим бойцом. Он занимается у меня около года. Так что тебя интересует?
– Во-первых, бывают ли у вас тренировки допоздна, и если до – до которого часа именно. Во-вторых, достаточно ли Игаль владеет техникой, чтобы скрутить, а может быть, и убить голыми руками человека выше себя и значительно крупнее…
Натаниэль не успел договорить, как вдруг ковер вздыбился и прижался к его лицу, рука оказалась заломленной назад,
– Я решил сразу ответить на второй вопрос, – произнес спокойным тоном инструктор, помогая детективу подняться с пола. – При чем тут рост и вес? А насчет времени тренировок – у меня занимаются две группы. Одна из них утренняя, вторая – вечерняя. Но Игаль Хаскин, по-моему, занимается в утренней группе. По вечерам он работает охранником на автостоянке. Тут, недалеко.
Слегка пристыженный тем, что его, бывшего полицейского и какого-никакого, но все-таки боксера захватили врасплох и зеленого мальчишку, Натаниэль некоторое время молчал. Потом все-таки спросил:
– Вы, стало быть, уверены, что Игаль таким вот манером тоже может действовать?
– Почему бы и нет? Он способный парень. Правда, мрачноватый. Замкнутый. Иногда бывают вспышки немотивированной агрессии. В принципе, это можно понять. В доме – несчастья, одно за другим. То отец погиб, то с матерью какая-то беда приключилась. Можно понять, – повторил инструктор. – Другое дело, что такой характер не очень удобен в спорте. Приходится с ним проводить дополнительные беседы, такую, знаете ли, психологическую обработку.
– И что? Помогает?
– Представьте себе, внезапные вспышки ярости стали реже. Он вообще в последнее время стал поспокойнее. может быть, просто повзрослел, может быть осознал, что после смерти отца забота о младших братьях и сестричке лежит на нем.
Натаниэль решил воспользоваться тем, что инструктор сам заговорил об отце парня:
– Как у них складывались отношения? Можете что-нибудь сказать?
– Что тут скажешь? Никак не складывались, по-моему. Я его отца только однажды видел, случайно. Вечером после тренировки шел на автобусную остановку, а Игаль как раз мне навстречу тащил какого-то взрослого мужчину, явно бесчувственного. Буквально, нес на плече. Увидел меня, смутился. Потом выяснилось, отец напился с друзьями, так Игаль его домой притащил. Слышал я, что такое случалось частенько. Да. Нет, не было между ними никаких отношений, по-моему, кроме периодических скандалов в семье. Его даже сюда в секцию привел не отец, а дядя. Старший брат его матери. Мы немного знакомы. Он и привел ко мне племянника, а я его записал. В порядке исключения.
– Почему – в порядке исключения? – удивился Розовски. – Данные не подходили?
– Да нет, просто у меня занимаются в основном ребята, отслужившие в армии. А ему еще только предстоит идти.
Натаниэль задал следующий вопрос:
– Те, кто занимается в утренних группах, никогда и ни при каких обстоятельствах не приходят вечерами?
– Почему? Иногда приходят. Вас какой вечер интересует? Двадцать третье февраля? Был ли Игаль Хаскин здесь между девятью и одиннадцатью часами? И не мог ли он через вот это окно проникнуть незамеченым в синагогальный двор и убить раввина? – перехватив удивленный взгляд слегка опешившего детектива, инструктор пояснил с безмятежным выражением лица: – Я сразу понял, что вы из полиции. А что может интересовать здесь полицейского, кроме убийства раввина? Все очевидно. Я сам служил
– Но вы же разговаривали не целый час, – заметил оправившийся от растерянности Натаниэль.
– Нет, – согласился инструктор. – Мы разговаривали в общей сложности минут десять. Но дважды. В четверть десятого и без двадцати десять. Но ведь по-моему, вы арестовали какого-то типа?
– Не то, чтобы арестовали, – уклончиво ответил Натаниэль. – Следствие еще идет, так что все нужно проверить… Можете мне дать номер телефона его дяди?
– Пожалуйста.
Получив картонный квадратик с семизначным номером, Розовски попрощался и спустился к машине. Уже сев за руль, он бросил взгляд на карточку с телефонным номером.
И обратился в соляной столб.
На карточке значилось: «Дов Ливни. Спортивный инвентарь».
– Дов Ливни, – тупо повторил Розовски. – Дов Ливни.
Следовательно, дядей Игаля Хаскина и шурином его погибшего при не очень ясных обстоятельствах отца был подельник Фельдмана и Цедека.
– Это-то ладно… – пробормотал Натаниэль, медленно приходя в себя. – Но выходит… – он схватился за телефон, лихорадочно набрал номер Арье Фельдмана. Когда тот отозвался, спросил, даже не поздоровавшись:
– Как звали девушку Пеле?
Фельдман явно опешил от неожиданности. Правда, пауза продлилась недолго.
– Юдит, – ответил Арье. – Юдит ее звали. А что?
Не отвечая, Натаниэль швырнул телефон на сиденье, включил зажигание, но вместо того, чтобы возвращаться в Тель-Авив, повернул в глубину Кфар-Барух и вскоре оказался рядом с уже знакомым домом, балконы которого походили на окаменевший фонтан.
– Рабби Давид, – сказал Натаниэль г-ну Каплану, открывшему дверь, – рабби Давид, скажите, как вы оцените сегодня состояние госпожи Юдит Хаскин?
– Удовлетворительно, насколько я могу судить, – ответил рабби Давид. Похоже, его ничем нельзя было удивить.
– Она сможет ответить мне на несколько вопросов? – спросил Натаниэль. – Вообще – я могу с ней поговорить?
Рабби Давид нахмурился.
– Думаю, что да, – ответил он с сомнением в голосе. – Вы уверены, что это необходимо?
– Желательно, – сказал Натаниэль. – Весьма желательно.
– Что же, – господин Каплан помолчал немного. – В таком случае, я пойду с вами. Да поможет нам Всевышний.
По прямой от дома, в котором жил рабби Давид, до улицы Бен-Цион можно было дойти минут за пять. Лавирование по бесчисленным переулочкам заняло не менее двадцати. Всю дорогу Каплан-младший молчал, и Натаниэль был ему за это благодарен – ему нужно было собраться с мыслями.
Лифта в доме не было, подъезд выглядел чистым, но неремонтированым лет двадцать). Они поднялись на четвертый этаж. На двери справа красовались лубочные портреты Баба-Сали, РАМБАМа и еще каких-то старых еврейских мудрецов. Под портретом Баба-Сали в рамочке был помещен текст молитвы от дурного глаза, рядом «Брахат а-Байт» – молитва-благословение дома. Сложную художественную композицию дополняла аляповато раскрашенная «хамса» – талисман от сглаза в форме раскрытой ладошки с миндалевидным оком в центре. Мезуза на дверном косяке тоже поражала воображение размерами и ярко-красной расцветкой.