Убийственный призрак счастья
Шрифт:
Вернувшись домой, Натаниэль принял душ, наскоро поужинал и завалился на диван.
Неожиданное открытие, касавшееся родственных связей семейства Хаскин, проливало свет на некоторые особенности поведения Пеле.
– Например, становится понятным его поведение в вопросе алиби… – пробормотал Натаниэль. – Дело не в компрометации дамы. Просто он не хотел, чтобы полицейские надоедали Юдит вопросами. Пеле прекрасно знал о ее уязвимой нервной системе и об относительно недавнем потрясении…
Ну хорошо, а встречался ли Даниэль
И если да – о чем они беседовали?
– Стоп-стоп-стоп… – пробормотал Розовски. – Почему это я уверен в связи между гибелью Йоэля Хаскина и убийствами раввина и Пеле?
Уверенности у него не было.
– А что нам известно о смерти господина Хаскина? – он поднялся с дивана, подошел к письменному столу, засветил настольную лампу. Сел в скрипучее кресло и выложил из портфеля документы, принесенные утром Офрой и Маркиным, нашел копию протокола дорожной полиции.
– Так… Шкода-фелиция… – пробормотал он. – Еще один призрак. Призрак женщины. Призрак убийцы. Призрак машины. Сплошные призраки. Прямо не Тель-Авив, а какой-то замок Шпессарт. Стивен Кинг.
Он рассеянно посмотрел в окно, залитое подтеками дождевой воды. Призраки, призраки…
Пронзительная трель телефонного звонка заставила его вздрогнуть.
Звонила Офра.
– Тебя еще интересует, о чем рассказывается в девятнадцатой серии? – спросила она. – Я узнала. На меня, правда, смотрели, как на ненормальную, но я объясняла, что я-то нормальная, просто мой хозяин странный человек.
– Что? В какой серии? – Розовски не сразу вспомнил об утреннем разговоре. – Ах, да-да-да! И что же там?
– Там папаша-алкоголик издевается над детьми и над женой и доводит своего сына до того, что тут его убивает. Вступается за мать и убивает. Очень впечатляющая сцена. Подходит?
– Еще бы! – воскликнул Розовски. – Еще как! Спасибо!
Офра положила трубку. Что-то в этом роде Натаниэль подозревал. Сразу же после того, как господин Каплан-младший объяснил, что собой в действительности представляло явление «диббука».
Он подошел к видеомагнитофону, вставил полученную от рабби Давида кассету. Передвинул кресло поближе, положил на подлокотник новую пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. Только после этого сел и включил воспроизведение.
В первый раз Натаниэль был настолько ошарашен увиденным, что не обращал особого внимания на детали. Жуткая сцена, воспринимавшаяся первоначально как фрагмент голливудского фильма ужасов, снятого в документальной манере а-ля «Ведьма Блэйр», теперь действительно выглядела сеансом психотерапии. Розовски казался себе студентом или консультантом, приглашенным на лекцию в медицинский институт. Рабби Элиэзер представлялся ему ныне профессором, совершающим утренний обход больных, рабби Давид – ассистентом и лечащим врачом, а прочие члены миньяна – профессорской свитой.
Впрочем, зрелище не стало менее отталкивающим – начало
Когда женщина обмякла и закрыла глаза, Натаниэль остановил демонстрацию и задумчиво повторил слова, казавшиеся бредом:
– Родная кровь. Родные руки. Убийство. Смерть.
Сейчас, когда не жуткий неестественный голос выплевывал эти короткие фразы, а он сам, они не казались жуткими. Мало того, была в этих словах какая-то логика:
– Я их заберу. Всех. Пусть младшие не забывают читать кадиш по отцу. И старший сын… – Розовски поднял пульт дистанционного управления, отмотал запись к началу и вновь пустил демонстрацию.
От трех сигарет, выкуренных подряд, у него запершило в горле, а от дрожащего изображения болели глаза.
Он понимал, что именно здесь, в этой процедуре, скрывалась разгадка гибели Йоэля Хаскина, повлекшей, в свою очередь убийство раввина Каплана и Даниэля Цедека. И он должен был найти эту разгадку.
Бросив пульт управления на диван, Натаниэль вернулся к письменному столу. Еще раз просмотрел полицейский протокол, ппрочитал казенные фразы о состоянии алкогольного опьянения, о переходе дороги в неположенном месте. Ясно, почему полиция не весьма упиралась, разыскивая сбившую Хаскина машину – виновен был сам пострадавший.
Розовски уже собрался было отложить копию протокола в невысокую стопку просмотренных бумаг, как вдруг неожиданная мысль пришла ему в голову.
– Странно… – пробормотал он. – Очень странно… Они что, тоже дух вызывали?
Из записи следовало, что к моменту прибытия «скорой» и полиции, Йоэль Хаскин был мертв. С чьих же слов полицейский записал марку сбившей машины, якобы названную самим пострадавшим?
Он перевернул страничку и с досадой ругнулся. Конечно, Маркин скопировал только ее. А имена свидетелей происшествия, дававших показания, оставил в полицейском архиве. Розовски вновь вернулся к началу протокола, прочитал адрес. Угол улиц Литани и Симтат а-Лемон. Он пододвинул к себе чистый лист, начертил перекресток, надписал на одной линии «Литани», на другой – «Симтат а-Лемон». Подумал немного, продолжил улицу Литани – так, как он помнил район. Примерно в квартале от наезда улица немного изгибалась и переходила в другую.
В улицу Бен-Цион. На которой жила семья Хаскин.
«Знали бы вы, как часто Юдит с Игалем приходилось вытаскивать его из забегаловок! – словно наяву услышал Натаниэль голос шамеса. – Не в обиду покойному будь сказано, тогда и парню перепадало, и жене! Он таким буйным становился!»
– Вот и в тот вечер, похоже, они его и вытаскивали… – Розовски перегнулся через стол, взял лежавшую на кресле пачку сигарет и зажигалку. – И значит, кто-то из них услышал последние слова покойного. Ладно… – он переложил копию протокола, взял следующий лист. – Так, а это у нас что?