Убийство-2
Шрифт:
Скопище юнцов с их идиотской музыкой. Неумолкающий тупой ритм ударных. Они возмущенно вопили, когда она расплескивала их коктейли по сто крон за порцию, но умолкали, замечая пятна крови на ее одежде и яростный вид, с которым она пробивалась через их дизайнерскую джинсу и вечерние платья.
Далеко впереди она наконец увидела его. Единственный человек в капюшоне среди извивающихся под биение музыки тел.
Лунд бросилась за ним, выскочила из толпы прямо к сверкающему сиреневому шару. От яркого света несколько секунд она ничего не видела, а когда зрение
Голый узкий коридор. Пустой и тускло освещенный. Вероятно, здесь находились офисные помещения. Наверняка ночью все закрыто.
Лунд надеялась, что он устал. Во всяком случае, она бежала из последних сил.
В конце коридора одна незапертая дверь. Лунд открыла ее, и холодная ночь бросила ей в лицо пригоршню дождя.
Крыша. С одной стороны край, с другой — поднимается на этаж выше бетонная стена. Где-то внизу нарастающий вой сирен.
И больше ничего. Ничего.
Лунд медленно повернулась и увидела молниеносную тень, рассекающую воздух. Почувствовав на шее что-то твердое, она дернулась, упала и скатилась к самому краю кровли, а потом, уже не ощущая под собой опоры, камнем повалилась вниз и ударилась обо что-то, похожее на рифленый пластик.
В голове гудело, но мысль работала четко. Она точно не могла пролететь целый этаж. Это наверняка была часть того же здания, какая-то пристройка. Если бы она ударилась о землю, то вряд ли была способна сейчас рассуждать.
Она лежала, прижимаясь щекой к волнистому кровельному листу; из раны на голове сочилась кровь, заливая глаза. Она не могла пошевелиться, дыхание причиняло боль.
Кто-то спускался по металлической лестнице. Медленно и осторожно. Звук приближался.
— Еще не всё, — прошептана она, приказывая своему телу двигаться.
Странное неуместное воспоминание вспыхнуло в мозгу. Ее мать в свадебном платье, глупые песенки гостей, смеющийся Марк — совсем взрослый, ответственный, заботливый. Совсем не такой, как она.
И она повторила едва слышно, для себя:
— Не сейчас.
Он был рядом, она чувствовала это. Если бы у нее были силы, она бы повернулась и посмотрела ему в лицо.
Раздался еще один звук, очень знакомый. Щелчок полуавтоматического пистолета, с которым патрон досылается в патронник.
Она могла думать только об одном: необходимо во что бы то ни стало увидеть его лицо.
По-прежнему не в силах пошевелиться, она лежала с открытыми глазами и смотрела прямо перед собой, на черное ночное небо и ярко-красную неоновую рекламную вывеску над рестораном на углу.
И ждала.
Кабинет во дворце на острове Слотсхольмен. По телевизору идет вечерний выпуск новостей; маленький резиновый мячик снова и снова отлетает от стены.
Смерть Монберга — главное обсуждаемое событие дня. Ослабив галстук, Плоуг с удрученным видом ходил из угла в угол. Карина сидела с тоскливым лицом, словно винила себя за то, что произошло.
Бук в очередной раз бросил мяч, неверно оценил траекторию обратного полета и
Он должен объяснить Карине, что она заблуждается. Только он, и никто другой, довел Монберга до самоубийства. Журналисты тоже знали это. В своих репортажах они говорили, что незадолго до гибели Монберг встречался со своим преемником и встреча велась на повышенных тонах.
Карина взяла пульт от телевизора и, нахмурившись, выключила звук.
— Премьер-министр проводит совещание с Краббе и Россингом. Вас не пригласили.
Бук подошел к своему столу, достал новый мячик и бросил его в стену. На экране телевизора возникла фотография Монберга. Снимок сделали еще в ту пору, когда он был министром. Уверенный, обаятельный политик. Полная противоположность своему преемнику. Фроде Монберг любил рассказывать всем, как он обедал в лучших заведениях города: то в легендарной «Номе» на противоположном берегу залива, то в ресторане «Сёрен К.» в здании Королевской библиотеки «Черный бриллиант». Томас Бук всему этому предпочитал парк Еврейского музея и скамейку рядом со статуей Кьеркегора, философа и того самого Сёрена К., в честь которого и был назван модный ресторан. Изысканные блюда не привлекали его. Сэндвичи и хот-доги были его любимой едой. И он был бы просто счастлив, если бы остался рядовым солдатом политики до самой пенсии.
Но в прошлый понедельник ему позвонил Грю-Эриксен, и все в его жизни изменилось.
— Томас! — обратилась к нему Карина. — Хватит заниматься самобичеванием! Если бы вы не надавили на Монберга, он бы ни в чем не признался.
— Если бы я не надавил на него, он был бы сейчас жив.
— Неизвестно. Он ведь уже пытался покончить с собой.
Бук промолчал.
— Что значит — надавил? Как надавил? — вскинулся Плоуг.
— Он сделал то, что было необходимо, — коротко ответила Карина.
— Вас там не было, — возразил Плоуг. — Вы не можете знать, о чем они говорили. Бук, что произошло между вами?
Мяч стукнулся о стену, вернулся в руку. Полный человек с круглым бородатым лицом ничего не говорил.
— Всю эту кашу заварил сам Монберг, — стояла на своем Карина.
Плоуг сорвал с шеи галстук и швырнул его на стол. Для такого человека, как он, это было сродни бунту.
— Вы не понимаете политической подоплеки происходящего. Не понимаете, как одно событие связано с другим.
— Зато я прекрасно понимаю, что нам нужно добиваться встречи с Грю-Эриксеном!
Бук продолжал молча бросать мяч в стену. Эта глупая привычка раздражала его так же, как окружающих, но остановиться он не мог.
Плоугу позвонили, и он отошел, чтобы поговорить.
Карина вернулась к Буку.
— Насколько я могу судить, Краббе и министр обороны займутся антитеррористическим законопроектом без вашего участия. Они хотят окончательно вывести нас из игры. Мы так и не сможем разобраться в этом деле. Вы будете бессильны что-либо сделать. Или вас отправят в отставку. Черт побери, Томас! Скажите хоть что-нибудь!