Убийство церемониймейстера

От трех бывалых людей с ножами отбиться нельзя. От одного – трудно, но можно. Чтобы справиться с двумя, уже понадобится везение. А от троих помогут спастись лишь быстрые ноги. Вот Лыков и бежал. Он несся изо всех сил по Газовой, ругая себя мысленно разными неприличными словами. А за ним гнались три гайменника [1] с финками и не собирались отставать.

Лыков летел к Геслеровскому переулку. Там на углу с Пудожской стоит городовой, он-то и спасет незадачливого атлета. Больше всего Алексей злился на себя за шапку. Вчера няня Наташа рассказала ему о горчишниках [2] на Газовой.

Молодые наглые парни щипали женщин за задницу, а с мужчин срывали фуражки. Полиция боялась с ними связываться. Лыков решил проучить хулиганов и отправился туда сегодня в дорогой шляпе из стриженого бобра. Шляпа смотрелась странно в июньскую жару, зато была хорошей приманкой. Она-то и подвела надворного советника. Вместо хулиганов явились головорезы с Горячего поля. Привлеченные бобром, они теперь упрямо преследовали фраера [3] . Был бы Лыков в обычной шапке, от него уже отстали бы. Но такой барский картуз! Вот дурак-то… Сыщик хотел бросить головной убор, но было жалко денег, отданных за него в Варшаве. И он удирал, хотя холодок страха начал подтачивать силы.

Лыков выскочил на Пудожскую и обомлел. Вдали, на перекрестке, городового не наблюдалось! Ушел с поста? Запросто! Сыщику опять захотелось бросить шляпу, откупиться от преследователей. Но, как только он поглядел на них, припустил с новой силой. Ребята выглядели очень сердитыми: такие снимут бобра вместе с головой…

Тут сыщик наконец вспомнил про свисток. На ходу он вытащил его и дунул что было силы. Немедленно с Геслеровского донесся ответ. А через секунду из-за угла выскочили сразу двое дядек с шашками, и соотношение сил изменилось. Лыков развернулся к гайменникам. Те застыли как вкопанные в десяти саженях от него. «А у долговязого одышка», – подумал Алексей. И с запозданием рассердился на себя. Он, георгиевский кавалер, словно заяц, драпал от этих харламов! А вот кто-то сейчас за это ответит! И Алексей ринулся в атаку.

Гайменники опешили от такой наглости и потеряли драгоценные две секунды. Пока они разворачивались, пока набирали ход, Лыков уже налетел на них. Одному отвесил пинка, а второму сзади крепко приложил по шее. Однако детина оказался не из слабаков. Сначала он клюнул вперед, будто отвешивал поклон. Но не упал, а изловчился и махнул не глядя финкой. Лезвие чиркнуло сыщика по рукаву сюртука. Поняв, что убежать ему не дадут, налетчик принял стойку и выставил нож. Противники застыли друг напротив друга. Сзади топали сапогами городовые, но не поспевали.

Гайменник посмотрел в глаза Лыкову и сказал, задыхаясь:

– Слышь, барин! Ты лучше меня отпусти… А то ведь я и осерчаю.

Но Алексей уже сам осерчал, и основательно. Будет знать, сволочь, как гонять камер-юнкера! Он решительно шагнул прямо на нож. Гайменник ударил без раздумий. Сыщик увернулся давно отработанным приемом, но руку ломать не стал – пожалел. Перехватил ее левой, а правую пустил снизу в челюсть. От души… Налетчик подлетел на пару вершков вверх и распластался на мостовой.

Тут подбежали наконец городовые и начали заламывать детине руки. Тот был без сознания и сопротивляться не пробовал. Алексей посмотрел на угол. Там стояли два других гайменника и наблюдали, как вяжут их товарища. Сыщик показал им кулак и крикнул:

– Еще раз тут встречу – штифты [4] на

затылок передвину!

Ребят как ветром сдуло.

Полицейские подняли пленного, держа его за плечи.

– Положите пока, пусть очухается, – приказал Лыков. – Нож подобрали?

– Угу, – ответил старший, усач с гомбочками городового высшего оклада на плечевых шнурах. – А вы, господин, кто будете? Надо протокол составлять. – И добавил неодобрительно: – Что ж вы на Газовую, и в такой казистой шляпе? Думать надо!

– Пойдемте в участок. Оттуда я телефонирую Вощинину [5] . Сыскные вашего арестанта заберут и проверят по картотеке. Вишь, не из тех, что наволочки с чердаков воруют…

– Позвольте…

– Я надворный советник Лыков из Департамента полиции.

Городовые встали во фрунт. Младшего Алексей отослал за извозчиком, а старшему велел обыскать пленного. На бекеше у того оказался внутренний карман, а в нем – кистень, свинцовый шарик на ременной петле. В сапоге обнаружился еще один нож, а сзади за поясом – обшарпанный «смит-вессон» с полным барабаном.

– Однако… – задумчиво пробурчал усач. – Откудова такой взялся? Не было отродясь в моем околотке…

Он протянул начальству вид с печатями мещанской управы города Яранска на имя Ивана Лавочкина. Документ был настоящий.

Во втором участке Петербургской части арестованного даже не стали допрашивать. Помощник пристава, как только увидел его арсенал, сразу отослал злодея в сыскную. Лыкову можно было возвращаться домой – он свое дело сделал, дальше справятся без него. Опять же воскресенье… Но сыщику стало интересно, кого же он изловил. Пошел по рябчика, а налетел на волка. И он поехал с задержанным на Офицерскую, 28.

Даже в неприсутственный день в Казанской части было многолюдно. Алексей сдал налетчика в стол приводов и направился к Вощинину. Платон Сергеевич принял гостя настороженно. Они с Лыковым были знакомы много лет и недолюбливали друг друга. Формально не ссорились, но тень бывшего начальника отделения Виноградова стояла между ними. Вощинин был сослуживцем Ивана Александровича и выдвинулся под его началом. А Лыков, как ученик Благово, унаследовал от Павла Афанасьевича неприязнь к Виноградову за его нечистоплотность. Благово умер, Виноградов вышел в отставку, и теперь лишь их ставленники поддерживали традицию антипатии. Впрочем, делу это не мешало.

Коллежский советник уже получил через телефон рапорт участкового пристава. Газовая улица – дальняя окраина, и до сих пор она славилась разве что хулиганами. А тут попытка вооруженного ограбления. Возраст задержанного указывал на его опытность, а отобранное оружие – на серьезность намерений. Потому Вощинин скороговоркой поблагодарил коллегу и сразу же поинтересовался: за каким чертом тот поперся на Газовую?

Лыков, немного смущаясь, рассказал о своем плане. Смущался он потому, что план отдавал мальчишеством. Чиновник седьмого класса в звании камер-юнкера, заведующий Особенной частью Департамента полиции, – и едет подраться с горчишниками… Вощинин слушал без ухмылки, а когда узнал про три ножа, заволновался. Дело выходило серьезней, чем казалось изначально.

– Как же вы отбились, Алексей Николаич? Да еще прихватили одного. Городовые, пристав сказывал, уже бесчувственного вязали. Три ножа!

– Городовые помогли самим фактом своего присутствия. Сцепился я только с одним, и уже на виду у своих. А сначала удирал.

Платон Сергеевич сразу закивал:

– И правильно сделали. Нечего в героев-то играть, там кота за хвост не тянут! Нож в опытных руках страшнее револьвера.

И потер правый бок. Алексей вспомнил, что тот у начальника сыскной полиции порезанный. Пробили лихие ребята еще в семидесятых, когда Лыков арифметику в гимназии учил.