Убийство императора. Александр II и тайная Россия
Шрифт:
На этот раз молодой человек скакал в карьер и, обогнав карету шефа жандармов, неожиданно выхватил револьвер и выстрелил в Дрентельна. Но не попал. Пробил только стекло кареты.
Проскакав немного вперед, всадник на полном скаку повернул лошадь и поскакал навстречу карете Дрентельна. И вновь выстрелил. И вновь безуспешно. После чего благополучно ускакал.
Стрелявшего выследили (по взятой напрокат лошади) и задержали.
Им оказался некто Леон Мирский, естественно, из дворян, член все той же партии «Земля и воля».
Мирский успел поучиться в
Оказалась, у Мирского была невеста. Дерзкое убийство Степняком-Кравчинским Мезенцова восхитило девушку! Образ бесстрашного революционера, убивающего посреди бела дня шефа жандармов, завладел воображением красавицы… И ревнивый Мирский решил вернуть ее сердце самым верным способом – убить нового шефа жандармов.
Он связался с членом «Земли и воли» Николаем Морозовым. Землевольцы его идею одобрили. Мирский сделал все по правилам: сначала изучил постоянный маршрут генерала, нашел место, где карета замедляла ход. Но стрелял неважно и оттого не убил.
В тюрьме Мирский вначале оставался верен себе. К заседанию суда, на котором должна была присутствовать его невеста, попросил разрешения сшить… фрак у дорогого портного. В этом фраке его и приговорили к бессрочной каторге.
Государь, только вернувшийся из Крыма, язвительно написал на деле Мирского:
«Действовал под влиянием баб и литераторов».
Но царь был взбешен. Он сказал министру юстиции, что «не ожидал подобного приговора, ибо не сомневался, что Мирский будет повешен».
Но компетентные органы знали, для чего они подарили жизнь Мирскому. Кокетливый молодой человек быстро сломался, не выдержав заключения в тюрьме, и согласился стать провокатором.
Он будет работать на тайную полицию, шефа которой он недавно собирался убить…
«Скоро честному человеку нельзя будет показаться на улице»
Камарилья требовала от царя новых чрезвычайных мер, и немедленно.
Знаменитый публицист М.Н. Катков предлагает проводить закрытыми все процессы над террористами. Открытые процессы становятся учебником по террору. «Благодаря гласности… нигилисты целого мира смогут узнать, что из дальнобойного револьвера, чтобы попасть в голову на близком расстоянии, надо целить в ноги и что не следует покупать револьвера без предварительного испытания».
Но государь знает, что жесткие карательные меры и так принимаются, что гласность судов и так ограничена. Но почему-то не дают плодов. Для окончательного наступления на данные им же свободы наш двуликий Янус пока не готов. Все кончается тем, что государь обращается за помощью к… домовладельцам!
«Нужно, чтобы домовладельцы смотрели за своими дворниками и жильцами. Вы обязаны помогать полиции и не держать подозрительных лиц. Нельзя относиться к этому спустя рукава. Посмотрите, что у нас делается! Скоро честному человеку нельзя будет показаться на улице. Посмотрите, сколько убийств! Хорошо, меня Бог спас. Но бедного Мезенцова они отправили на тот свет. В Дрентельна тоже стреляли. Так я надеюсь на вас…»
Глава тринадцатая
Съезд цареубийц
«Слово – за револьвером и бомбой!»
В это время в партии «Земля и воля» начался великий раскол. Одни по-прежнему верят, что нужно просвещать крестьян – готовить к восстанию, работать в деревне. Их по прежнему именуют – «народниками» или презрительно – «деревенщиной». «Деревенщиной» их именуют другие землевольцы, называемые теперь «политиками». «Политики» считают работу в деревне бессмысленной: «Нужны столетия, чтобы неграмотных забитых крестьян, которые не умеют читать прокламации, боятся бунтовать и частенько выдают полиции своих просветителей, превратить в борцов со строем». Кучка героев добьется гибели царизма куда быстрее, если они используют новое оружие XIX века – террор. Террор против насилия власти вызывает уважение в обществе. И это доказали выстрел в Трепова и убийство Мезенцова. Они уже всколыхнули всю Россию. Только террор заставит всемогущую власть дрожать перед инакомыслящими и идти на уступки… Героизм террористов заставит уважать наши идеи, страх перед нами заставит обывателя давить на жалкое правительство. Слово – за револьвером и бомбой! Политический террор должен стать основным содержанием жизни «Земли и воли»…
Как провозгласил благополучно бежавший за границу Степняк-Кравчинский:
«Террор – ужасная вещь. Есть только одна вещь хуже террора, это безропотно сносить насилие».
Фраза, ставшая лозунгом «политиков». И они начинают осуществлять свои идеи.
В это время все ступени общественной лестницы уже были политы кровью – убит генерал-губернатор, убит шеф жандармов. …Оставался нетронутым только Олимп: дворец, самодержец.
Двенадцать лет прошло со дня выстрела Каракозова. Пора! Но «деревенщина» яростно возражает: это приведет только к новым, беспощадным репрессиям.
Опасный провинциал
Пока в Петербурге спорили, в провинции уже все решили. И весной 1879 года в Петербург из провинции приезжает некто Александр Соловьев.
Александр Соловьев был сыном бедного помощника лекаря в имениях той просвещенной великой княгини Елены Павловны. Отец его прослужил всю жизнь в ее имениях. И она щедро помогала их семье. Все дети получили воспитание за счет Ее Императорского Высочества. Сам Соловьев за ее счет учился в гимназии, потом в университете на юриста. Но университет бросил. Потом «ходил в народ», стал членом партии «Земля и воля».
Ему – 33 года. И вот в возрасте Христа он «понял свое предназначение». И отправился в Петербург.
В Петербурге Соловьев разыскивает одного из главных лидеров «Земли и воли» Александра Михайлова. Человека, которого землевольцы сравнивали с Робеспьером.
Наш Робеспьер
Александр Михайлов – конечно же, из дворян и тоже провинциал. Он – из города Пскова, как и Александр Баранников. Они дружили с Баранниковым еще в гимназические годы.