Убийство Кирова. Новое расследование
Шрифт:
Эгге называет ленинградский и московский центры «мифическими»:
Вместе с тем процессы по делу мифических членов «Ленинградского и Московского центров»… (Эгге 133).
Несмотря на это у нас есть много показаний о них.
Эгге продолжает:
Однако скоро начались и казни некоторых арестованных. Так, жена Николаева Мильда Драуле, ее сестра Ольга и муж Ольги Роман Кулишер были приговорены к смертной казни Военной Коллегией Верховного Суда СССР, т. е. тем же органом, который вынес приговоры Николаеву и его сообщникам.
и
Сводный брат Николаева Петр также был расстрелян. Старшая сестра Николаева, Екатерина
Эгге даже не задает единственный уместный здесь вопрос: какие улики были против них? У нас есть лишь несколько цитат из нескольких допросов Мильды Драуле, но из них мы знаем, что она потянула за собой и других членов семьи. Петр Николаев признался, что помогал Николаеву.
Что же касается казни Рогачевой несколько лет спустя, то почему Эгге не сообщает нам причины?
Эгге явно хочет создать впечатление, что все эти люди были «невиновны» — хотя мы знаем, что против них были улики. Что касается казни Рогачевой три года спустя, то нам все-таки кое-что известно — хотя Эгге скрывает эти сведения от нас. На веб-странице общества «Мемориал» мы можем прочитать следующее [141] :
Рогачева Екатерина Васильевна
141
В списках жертв. См.: http://lists.memo.ru/d28/fl55.htm
Родилась в 1899 г., русская, уроженка д. Мельговщина Гдовского р-на Лен. обл.; член ВКП(б) в 1918–1934 гг.; председатель профкома банно-прачечного треста, («Родная сестра Николаева, который произвел зверское убийство С. М. Кирова»).
Проживала: г. Ленинград.
Арестована 1 декабря 1934 г.
Приговорена: Особым совещанием при НКВД СССР 16 января 1935 г.г обв.: за «активное содействие контрреволюционной зиновьевской группе».
Приговор: на 5 лет концлагеря.
Источник: Ленинградский мартиролог т. 8 (готовится к печати).
Рогачева Екатерина Васильевна
Родилась в 1899 г.г русская, уроженка д. Мельговщина Гдовского р-на Лен. обл.; член ВКП(б) в 1918–1934 гг.; Отбывала наказание в Соловках.
Приговорена: Особой тройкой УНКВД ЛО 14 февраля 1938 г., обв.: за «контрреволюционную троцкистскую агитацию среди заключенных».
Приговор: ВМН Расстреляна 17 февраля 1938 г. Место захоронения — в Соловках.
Источник: Ленинградский мартиролог т. 8 (готовится к печати) (там же).
Рогачева была одной из 77 человек, осужденных 16 января, как указано Эгге. Ее казнили в 1938 г. за кое-что совершенно другое — троцкистскую агитацию.
Была ли она невиновна? Или виновна? Чтобы определить это, нам понадобилось бы изучить ее архивное дело. Просил ли Эгге показать ему это дело? Было ли ему отказано? Он нам этого не говорит! Но тогда на каком основании мы можем решать, был ли ее обвинительный приговор, а потом казнь справедливы или несправедливы?
Об остальных подсудимых Эгге пишет: «Впоследствии многие из них были заново арестованы и расстреляны». Откуда ему это известно? Какие доказательства у него есть? Нет даже ссылки.
Разумно предположить, что Эгге здесь «несет пустопорожнюю отсебятину», что у него нет никаких доказательств, и что он опять лжет.
Эгге показывает, что существуют и другие, возможно, многие другие, допросы, которые доступны для ученых. Но в других отношениях работа Эгге похожа на книги Кирилиной и Лено. Эта работа полезна в отрицательном смысле: она подтверждает то, что мы уже знали — что нет первичных источников или доказательств, которые могут ставить под сомнение исследования декабря 1934 г., или что подсудимые на суде были виноваты.
Заключение
Логика доказательств
Мы тоже обсуждали вопрос о доказательствах, существование которых можно разумно ожидать в деле о заговорах. Имея преимущество писать годы спустя после статьи Жукова, мы привели огромное количество доказательств, которые подтверждают гипотезу, что заговоры, на которые ссылаются в Деле Кирова, Кремлевском деле, на Московских процессах и в Деле Тухачевского, были реальны. Сейчас мы имеем гораздо больше документальных доказательств, чем было у Жукова в конце 1990-х годов. Для каждого объективного ученого, как и для Жукова, доказательств об этих заговорах несметное количество. Большинство исходных документов в делах о заговорах 1930-х годов все еще классифицируется сегодня в России как совершенно секретные. Несомненно, только очень немногим привилегированным исследователям позволили увидеть некоторые из них. Но доступ к другим свидетельствам запрещен даже для них. Все свидетельства из этих архивов, которые уже были опубликованы, были, очевидно, либо официальными, либо полуофициальными — т. е. их нельзя было опубликовать без разрешения одного или другого официального органа. То, что различные архивы пребывают в ведении разных ведомств, несомненно, объясняет публикацию таких документов, как поразительные досудебные признания Генриха Ягоды и других, опубликованные крошечным тиражом в 200 экземпляров в 1997 г. Однако даже это количество проконтролировали основные историки крайне антикоммунистического толка.
У нас есть также два отчета «Комиссии Шверника», сделанные для Хрущева в начале 1960-х годов, «Записка» и «Справка». У нас есть тома официальных документов, включая «реабилитационные отчеты» горбачевских времен, и многие другие документы в официальных сборниках. Весь этот материал был опубликован учеными с сильным антикоммунистическим и антисталинским уклоном. Тем не менее результат всегда один и тот же. Все свидетельства первоисточников подтверждают, что заговоры 1930-х годов действительно имели место.
Единственный неофициальный источник публикации все еще секретных документов из бывших советских архивов, которые имеют отношение к заговорам 1930-х годов, — Архив Волкогонова. Дмитрий Волкогонов был ярым антисталинистом и был в хороших отношениях как с Горбачевым, так и с Ельциным. Можно предположить, что его помощники в исследованиях вынесли бы любые документы, которые в какой-то степени подтверждали взгляды их шефа. Но все документы в этом архиве, которые имеют отношение к заговорам 1930-х годов, скорее подтверждают, а не оспаривают существование заговоров и вину подсудимых. Мы раскопали в этом архиве несколько признаний из расследования по делу об убийстве Кирова в декабре 1934 г. и привели их в этой книге. Ни Кирилина, ни Лено не использовали их.