Убийство матери
Шрифт:
Через неделю она встретила Эдика и полюбила его по-настоящему. Это было не трудно. В сущности, Анжелика не переставала любить. Было бы, кого. Эдика грех было не полюбить по-настоящему с первого взгляда. Он с первого взгляда производил впечатление настоящего мужчины. Через полгода они поженились. Анжелика ещё не знала, что Эдик не в состоянии её осчастливить. Она предложила мужу подыскать для неё идеальную работу. Эдик тут же согласился. Он всегда и во всём с ней соглашался. Анжелика рассталась с трудным школьным счастьем и стала ждать счастья идеального. Мечтая поделиться им с мамой.
Школьные воспоминания она уместила на одной полочке с институтскими.
До убийства матери остался один шаг. Она перешагнула через себя, через Эдика, через Джульетту, через Родину. Чтобы убить свою мать. Виноват Центр обучения. Она была русской и жила русской жизнью. Смотрела на экране телевизора, как жизнь становилась всё новее и новее. В то время, как Эдик искал для неё идеальную работу. Чтобы нравилась, чтобы много платили, чтобы не утомляла, чтобы не мешали. Если не соблюдалось одно из условий, Анжелика отвергала предложение, как недостаточно идеальное. Потом вошла во вкус и стала искать предлоги для отказа. Ей понравилось, сидя дома, смотреть, как жизнь становилась всё новее.
У Эдика оставалось всё меньше времени для телевизора. С некоторых пор он гонялся за двумя идеалами. За идеальной работой и за идеальной квартирой. Октябрина Цезаревна предупредила Анжелику о приезде брата. Который займёт комнату Анжелики. За одиннадцать лет она приросла сердцем к Столешникову переулку. Скрепя сердце, поручила Эдику найти идеальную квартиру. Эдик нашёл только через полгода, и то – не идеальную. Тогда Анжелика начала подозревать, что Эдик не сможет её осчастливить. За два года супруги поменяли пять не идеальных квартир. Насмотревшись на мытарства любимого внука, бабушка не выдержала и подарила Эдику свою однокомнатную квартиру. Анжелика всё больше убеждалась в том, что Эдик не в состоянии её осчастливить. Что он – не настоящий мужчина и не достоин настоящей любви. Правда, в гостях у свекрови, приютившей бабушку, ей приходилось делать вид, что он настоящий. Чтобы не отобрали квартиру. Но дома она сразу же переставала притворяться.
У Эдика не было ничего идеального. Анжелика посоветовала ему поменять работу инженера. На идеальную работу из новой жизни. Эдик сменил четыре работы, но так и не нашёл идеальной. Когда он занимался бизнесом, в него даже стреляли. Из-за ранения он стал припадать на левую ногу. Настоящие мужчины не припадают на левую ногу. В них не стреляют, они стреляют. Анжелика хотела любить Эдика. Но не могла любить по-настоящему ненастоящего мужчину. Надеялась научиться полюбить по-новому. Одного из тех мужчин, которые были по-новому настоящие. Решила расстаться с Эдиком поэтически. Получилось четыре французских стихотворения. Но Эдик не понимал по-французски. Пришлось одно стихотворение перевести на русский язык:
Предчувствуя осень, мертвеют деревья,Нарядные краски – то просто обман.И я, в эти призраки больше не веря,Мертвею от множества осени ран.Во мне эта осень – последняя капля —Убила надежду, посеяла смерть.Увязнув в трясине, как глупая цапля,Я больше не в силах надеяться сметь.Что должно случиться – увы, не случилось,Вдали промелькнуло, дразня и маня.И сердце, уставшее сердце, закрылось —Так легче, когда его нет у меня.Выс'oко взлетела навстречу надеждеИ – камнем на землю. Подняться нет сил.Сама я тебя отпускаю, но прежде…Прости мне паденье, как силу простил.Эдик слушал с дрожащими губами. Анжелика собралась заплакать, но не смогла. И очень испугалась. Выслушав жену, Эдик сказал, что никуда не уйдёт. И добавил, что нашёл для Анжелики идеальную работу – в Центре обучения. Анжелика подумала и решила временно уступить. Работа действительно была идеальной. То есть соответствовала всем условиям.
Она сделает из Анжелики убийцу матери.
За эти годы Анжелика отвыкла от всех работ. Зато привыкла сидеть напротив телевизора, впитывая в себя лившиеся с экрана флюиды новой жизни. Насмотревшись телевизионной жизни, она вышла посмотреть на натуральную жизнь. Казалось, весь город пошёл на площадь за новой жизнью. И там разбился на множество групп. Анжелика ходила от группы к группе. Приглядывалась и прислушивалась. Больше всех ей понравилась группа, читающая стихи. Не только по-русски. Но и по-английски, по-немецки, по-французски. Анжелика услышала французскую речь и остановилась надолго. В какой-то момент она решилась прочитать свои стихи. По-русски и по-французски. Особенно долго аплодировали стихотворению, посвящённому Революции:
Через слёзы, обиды, отчаянье, крах,Через счастье надежд, унижающий страхШла я к тебе, Революция.Я сильнее сомнений, уверенней зла,Я счастливей судьбы, я нужнее тепла.Веришь ты мне, Революция?Полюби ты меня, как тебя я люблю,Обними ты меня, как подругу свою.Не уходи, Революция…На следующий день Анжелика пришла снова. И так продолжалось много дней. Менялся телевизор, менялась группа, менялась Анжелика. Всё больше и больше позволял себе телевизор. Всё больше и больше позволяла себе группа. Глядя на них, всё больше позволяла себе Анжелика. Она начала опасаться, что не сможет остановиться. Группа подняла её на смех, и Анжелика ощутила стыд. Она стала подсмеиваться над страхом, но он никуда не уходил. Он менял очертания и рос не по дням, а по часам. Из комического он превратился в неопределённый, из неопределённого – в трагический. Анжелика пыталась выплакать страх, но у неё не получалось. От этого становилось ещё страшнее. Она боялась телевизора, потому что не знала, чего от него ждать. Боялась Эдика, потому что он перестал во всём с ней соглашаться. Боялась себя, потому что перестала понимать, что можно себе позволить, а чего позволить себе нельзя.
Однажды она проснулась очень рано от чувства голода. Взяла тупой нож, чтобы отрезать хлеба. И тут же забыла, зачем взяла. Понятно: чтобы отрезать, но – что? Ближе всего была рука. Её не надо. Ван Гог отсёк себе ухо. Это очень больно. Должно быть, вытекло много крови. Зато наверняка ушёл страх. Но лучше, чтобы без боли. Анжелика увидела на столе хлеб и вспомнила. Отрезала кусок и пошла досыпать. Когда выспалась, увидела нож и очень испугалась. Быстро оделась и пошла искать группу. Группы она тоже боялась. Потому что группа тоже перестала понимать, что можно себе позволить, а чего позволить себе нельзя. Но неизменно к ней возвращалась, потому что больше некуда было возвращаться. В группе было больше мужчин, чем женщин. Все они очень сильно боялись отстать от времени. Поэтому становились всё новее и новее. Особенно Б'oрис, рыжий гигант, который всё больше походил на настоящего мужчину из телевизионной рекламы. В то время, как Эдик, невежественно отдаляясь от телевизора, не мог стать по – новому настоящим. Б'oрис хорошо знал французский язык. В то время, как Эдик никак его не знал. Становилось всё очевиднее, что пора Эдика окончательно разлюбить, а Б'oриса полюбить. Рекламный красавец называл Анжелику «русской Мерсье» и охотно болтал с ней по-французски. Они гуляли в обнимку по Москве, и Б'oрис позволял Анжелике считывать с себя иностранные слова, которыми он был исписан с ног до головы. Глядя на иностранные рекламные призывы, Б'oрис по-французски радовался новому русскому облику столицы. Он уверял Анжелику, что через десять лет Москва ничем не будет отличаться от Парижа. А может быть, даже превзойдёт его количеством ресторанов. Про себя Анжелика возражала новорусскому возлюбленному. В новом облике Москвы не было ничего русского. Зато было много старого иностранного. Но вслух она по-французски поддакивала Б'oрису. Потому что он позволял «русской Мерсье» ерошить свою рыжую шевелюру, сколько её душеньке было угодно. А на прощанье целовал её, как Бельмондо. Он сам был, как новая московская реклама. В группе никто не отставал от времени. Но Б'oрис был самым новым среди новых русских. По ночам Анжелика смотрела сны про себя и про Б'oриса. Как в кино. Она засыпала с мыслью об очередном фильме бесконечного французского сериала. Каждая серия имела название. «Анжелика и Б'oрис». «Анжелика – маркиза новых русских». «Анжелика в гневе». Анжелика соблазняла Б'oриса. Вела в бой новых русских. Отбивалась от ретроградов. Она рассказывала возлюбленному каждую серию на французском языке. Б'oрис неизменно хвалил «маркизу новых русских» за сны. Говорил, что скоро она ничем не будет отличаться от настоящей Мерсье. Позволял ерошить свою рыжую шевелюру и считывать с себя иностранные слова. Пока не заметил по нефранцузской полноте Анжелики, что она уже не одна. После чего потерял к «маркизе новых русских» весь французский интерес. И даже, по привычке новых русских, больно оттолкнул Анжелику в борьбе за свою рыжую шевелюру. Вызвав у неё новый припадок страха. За себя и за ребёнка. Отныне они общались только как господа по борьбе за русскую капиталистическую жизнь. Правда, по-прежнему на французском языке.
Оставшись наедине с будущим ребёнком, Анжелика потянулась за поддержкой к Эдику. Но он не мог её поддержать. Он мог только любить. Анжелике не за что было опять полюбить мужа. Он безнадёжно отстал от новой русской жизни, и в нём не было ничего настоящего. Анжелика по укоренившейся привычке заговорила с ним по-французски. Но он ничего не понял. Тогда она попыталась перейти на русский. Ей это удалось с большим трудом. Она посмотрела на себя в зеркало. И себя в нём не увидела. Вместо себя разглядела Мишель Мерсье, ожидавшую ребёнка. Нужно было срочно спасать себя и будущего ребёнка. Она требовала спасения у Эдика. Но он не мог. У Б'oриса. Но он опять больно её оттолкнул. У группы. Но она спасала Россию. И тоже больно оттолкнула «маркизу». Вероятно, в этот момент она рассталась с верой. Анжелика ещё больше испугалась за себя и за ребёнка. Как маркиза ангелов испугалась за поэта. И возненавидела врагов. Как маркиза ангелов возненавидела убийц мужа. Она теперь не отделяла себя от маркизы ангелов. И всё время хотела пить. В день она выпивала вёдра воды, чая, компота, пива, вина. Ничего не помогало. Её жажду могла утолить только месть. Она давно бы уже всем отомстила, но её удерживал страх. Она смотрела на группу, которая ненавидела другие группы, и рядом с ребёнком вынашивала план мести.