Убийство матери
Шрифт:
Однажды, придя на площадь, заметила, что группа по-особенному взвинчена. Заметно больше, чем другие группы. Взвинченность засосала Анжелику и куда-то понесла. Ей рвали платье и царапали лицо. Пока она закрывала руками убежище будущего ребёнка и будущей мести. Человеческий водоворот прибил её к столбу. Анжелика уцепилась за него обеими руками. Она видела, как схлестнулись группы. В неразберихе выделялся Б'oрис, который кулаками прокладывал дорогу к центру площади. Группа ползла за ним по-пластунски. Героическим усилием Б'oрис очистил дорогу к постаменту. С помощью группы он взгромоздился на постамент и вытянул правую руку в сторону Парижа. Его окружила группа, ощерившаяся невесть откуда взявшимися тупыми ножами. Другие группы пустились наутёк. Анжелика бросилась от натуральной жизни к телевизионной. Как всегда, с опаской включила голубой экран. Который устами телезвезды сообщил ей о гибели Родины и о спасении России. В убежище зашевелились оба зародыша. Анжелика положила на живот мягкие ладони. Сердце, мозг, печень, лёгкие хотели плакать. Но глаза были сухие. Анжелика посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на неё смотрела Мишель Мерсье. До поздней ночи Анжелика пыталась разглядеть в ней свои черты. Поздно ночью она увидела сон наяву. Потому что не сомкнула глаз. Анжелика живёт в Москве – столице Франции. А мать живет в Баку – столице Азербайджана. Она протягивает к дочери руки через частокол тупых ножей. По рукам льётся кровь. Тонкими ручейками она течёт по всему телу и впадает в Каспийское море.
Утром, покормив зародышей, Анжелика пошла на площадь. Она увидела только одну группу, ощерившуюся тупыми ножами вокруг Б'oриса, который по-прежнему стоял на постаменте, вытянув правую руку в сторону Парижа. В такой позе он стоял две недели. Анжелика перестала ходить на площадь. Потому что там не было ничего нового. Она стала искать другую русскую жизнь и изучать русский язык. Надо было спасать себя и обоих зародышей. Эдик не мог их спасти. Срочно вызвала из Баку мать. Втайне надеясь, что она всех спасёт. Мать приехала незамедлительно. Устало положила голову на испещрённые морщинами руки. И стала внимательно слушать очередной поэтический опус дочери:
Мне двести лет. Всё было, было, было…По прошлому я многих превзошла.Прошло и будущее – я его забыла.Прошли надежды. Я сама прошла.Я унесла из будущего слёзы,Бессилья гнёт, смертельность тупика,Во мне бушуют будущие грозы,Кричит ребёнок, не родившийся пока.Войдёт он в будущее, улыбаясь,А крик его в себе я удержу.Здесь, в прошлом, за него покаясь,Ему родного брата я рожу.И имя дам ему сама: Несчастье.Он – отпрыск целой дюжины отцов:Отчаянье, Страх, Горе, Зло, Бесстрастье,Бездушье – именуют подлецов.Но братьям не дано соединиться —Меж ними пролегли сто тысяч лет.К той, у которой Счастие родится,Я не испытываю ненависти, нет.Прошла я, унося с собой Несчастье,Прошли часы, недели, годы, жизнь,Прошли дожди, растаяло ненастье,Пройдёшь и ты, прошедшее…Опус дался Анжелике не без труда. Все попытки сочинить стихи на русском языке ни к чему не привели. Пришлось прибегнуть к помощи переводчика. Впервые в жизни мать не похвалила стихи. Помолчала, а потом сказала, что у неё очень красивая дочь. И что нужно думать о будущем ребёнке. Анжелика затаила злобу. И в первый раз подумала, что мать не хочет её спасти. Потом ещё подумала и решила, что мать права. Ребёнок и Центр обучения будут её новой русской жизнью.
С русской жизнью не очень получалось. Первое слово Джульетта произнесла на французском. И только четвёртое – на русском. Мать напомнила, что предлагала назвать внучку русским именем. Дочь возразила, что ей иностранное имя не мешает говорить по-русски. Мать с грустной улыбкой признала вину и за дочь, и за внучку. Дочь не выдержала и взорвалась. Страхом, болью, ненавистью, которые накопились за последние годы. После взрыва страха, боли и ненависти стало меньше. Анжелике понравилось взрываться. Она обвиняла мать в собственных грехах. И всё больше убеждалась в своей правоте. Облегчение наступало ненадолго. Вместе с дочерью Анжелика родила месть, которая множила ненависть. Эдик спасался бегством. Мать подставляла себя поспешно и обречённо. И Анжелика истязала её долго и изобретательно. Пытая мать, рассчитывала спасти себя. Но этого было недостаточно.
Другая русская жизнь явно не задалась. Анжелика задумала сама спасти дочь. Мами не могла никого спасти. Она старательно воспитывала внучку. И, скорее всего, не понимала, что воспитание ей – как мёртвому припарки. Но как спасти Джульетту от неё самой? Анжелике удалось приучить девочку к стихам – своим и чужим. Начать пришлось с себя. Она наняла преподавателя русского языка. Когда почувствовала, что пора, взялась за детские стихи. Джульетте мамина поэзия понравилась больше, чем классическая. Пушкин ей стихи не посвящал. Она с удовольствием учила посвящённые ей стихи и даже выигрывала с ними конкурсы чтецов. Благодарение богу, Джульетта достаточно познала родной язык, чтобы общаться и учиться. И потянулась к тем, кто лучше мамы общался и учил её новой русской жизни. Правда, это была специфическая русская жизнь. Которая называлась когда-то нелитературной, непечатной и нецензурной. Но Джульетта объяснила матери, что именно она стала литературной, печатной и цензурной. Анжелике нечего было возразить дочери. Потому что она цензурную русскую жизнь понимала со словарём, а нецензурную не понимала совсем. Она взрывалась в очередной раз и хлестала мами своей ненавистью. Мами грустно молчала и беспомощно разводила чистыми руками. Анжелике приходилось спасать дочь в меру своих сил. Эдик всё чаще спасал сам себя бегством. Мами попыталась перейти от воспитания к спасению. И впервые в жизни запачкала руки. О брошку, которую украла Джульетта. Она попросила бабушку положить её в укромное место. Чтобы не потерялась. Объяснила, что брошку ей дала поносить Лиза. Брошка была золотая с гранатовыми камешками. Бабушка не отличала ювелирные украшения от ёлочных. Но к «безделушке» любимой внучки отнеслась со всей бережностью. И припрятала её вместе со своим обручальным кольцом. Через два дня в дом вломилась мать Лизы. Она с порога заявила, что сию минуту отправится в милицию. Если Джульетта не вернёт золотую брошь. Мами очень удивилась и достала «безделушку». Она не поверила, что внучка взяла брошку без спроса. Зато Анжелика поверила без промедления. И набросилась на мать с кулаками. За то, что она «скомпрометировала внучку». Мами ужаснулась и побежала мыть руки. На её наводящие вопросы Джульетта отвечала, что все вокруг воруют. С тех пор бабушка стала мыть руки после внучки.
А Анжелика схватилась, как за соломинку, за идеальную работу. Которая сделает из неё убийцу матери.
Никаких конфликтов, выяснений отношений, интриг. Анжелика наедине со своими учащимися. Жаждущими поскорее овладеть французским языком. Возрастной ценз учащихся не ограничен. Кого здесь только нет! Школьные и учёные ученики очень довольны. Правда, приходится попотеть. Зато через девять месяцев родится французская речь. Школьным ученикам она нужна для поступления в ВУЗ, учёным ученикам – для поездки во Францию. Под руководством Анжелики учащиеся травят французские анекдоты и поют французские шансоны. Они надевают мушкетёрские костюмы и дерутся на дуэлях. Анжелика работает французским учителем и французским секундантом, французским дирижёром и французским модельером. На занятиях полный комфорт. Учащиеся на ломаном французском обсуждают книгу, выбранную Анжеликой для домашнего чтения. Это «Королева Марго». Особенный интерес вызывают сцены Варфоломеевской ночи. Решено посвятить убийству гугенотов отдельное занятие.
С этого всё началось. Дискуссия на криминальную тему выдалась бурной. Вероятно, потому что гугеноты наступили на больные мозоли. К изумлению Анжелики, заповедь «Не убий» учащиеся обсуждать отказались. Все – от школьных до учёных учеников. Она для них просто не существовала. Хотя все, как один, были уверены в существовании Христа. Учащиеся взахлёб обсуждали число и варианты убийств. Для новых русских с французским акцентом трупы врагов пахли жасмином. Они смаковали резню гугенотов и подбирали убийства для своих врагов. Собственную правоту укрепляли знанием того, что «все убивают».
Конечно, это они виноваты. Они посеяли в сознании Анжелики сомнение в том, что нельзя. Потом уверенность в том, что можно. Виноваты они, а убила Анжелика. От «можно» до «нужно» она шла самостоятельно. Неужели она тоже виновата? Нет, этого не может быть. Может быть, Эдик. Он спасался бегством вместо того, чтобы спасать жену и дочь. Может быть, мами. Она сама говорила. Она виновата за дочь и за внучку. Когда все узнали, что Джульетта наркоманка, она сама чуть себя не зарезала. Кричала, что виновата, что боялась запачкать руки. Зачем она так кричала? Анжелика взорвалась, как ядерная бомба. Она перекрикивала мать. И впервые в жизни её избила. За то, что виновата. За то, что приехала и никого не спасла. За всё. За всех. Её любимчик учёный ученик говорил, что кровь спасает. Значит, это он виноват? Кто же виноват? Себя убивать нельзя. Очень больно. Других можно. Все убивают. Мать – можно. Она виновата. Она учила дочь идеалу. Теперь пусть спасает. Больше некому. Анжелика посмотрела на будильник. Два часа семь минут. Потом посмотрела на горло матери. Оно было красным от крови. И руки были красными. Сколько она льётся? Неужели минуту? Сколько прошло времени? Это вся её жизнь. И это – всё? А когда будет идеальное счастье? Больше ничего не будет. И счастья не будет. Анжелика посмотрела в зеркало. На стекле увидела Мерсье, задыхающуюся от ненависти. Почему опять ненависть? Сейчас задохнётся. Пусть спасает. Надо больше крови. Куда она течёт? Вспомнила: в Каспийское море. Анжелика уцепилась за нож обеими руками. И, приблизив вплотную к горлу близорукие глаза, расковыряла разрез тупым ножом. Труп матери пах жасмином. Услышала плеск крови и пять соловьиных трелей. Так звонила Джульетта. Почему Джульетта? Неужели не уехала? Анжелика споткнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за труп матери. Долго разглядывала свои красные руки. Потом изо всех сил сжала тупой нож и заковыляла в прихожую.