Убийство на 45 оборотах
Шрифт:
Лепра ударил кулаком по подлокотнику.
– Послушай. С меня хватит. Ей-богу, тебе приятно меня доводить. Что ты предлагаешь?
– Ничего. Мы пропали – это ясно.
Лепра обхватил руками колени и опустил голову, чтобы не видеть ее, чтобы вообще ничего не видеть.
– Если бы только узнать, откуда приходят пластинки, – сказал он глухим голосом.
– Если б узнать, кто убил Мелио!
Они замолчали, и стало слышно, как поднимается лифт. Когда Лепра поднял голову, Ева сидела, закрыв глаза, с неподвижным
– Ева!
Одним движением он опустился на колени и обнял ее за талию.
– Ева, милая… Ты плачешь из-за меня… прошу тебя, дорогая моя… Ты такая сильная, мужественная, непобедимая… может, еще не все потеряно.
Она откинулась на спинку кресла и стала мотать головой слева-направо, словно боль, терзавшая ее, стала невыносимой.
– Пластинка – еще не доказательство, – упорствовал Лепра.
– Жан, у тебя есть право на слабость, но не на глупость, – сказала она. – Когда письмо попадет к Борелю, он устроит мне очную ставку с шофером такси и получит необходимые доказательства.
На это нечего было возразить. Ловушка захлопнулась. Она прижала к себе голову Лепра и крепко обняла его.
– Теперь я хочу, чтобы ты был мужчиной… чтобы весь этот ужас хоть чему-то послужил…
Она ждала. Лепра молчал, растворясь в тепле ее тела.
– Ты слышишь? – повторила она.
Он медленно отстранился и встал.
– Уложить всю жизнь в одну неделю будет трудновато. Ведь именно этого ты хочешь?
– Все зависит от тебя.
– Ты согласишься стать моей женой на неделю?
Она через силу улыбнулась.
– Если это единственный выход…
– Ты видишь другой?
– Тут не я решаю.
– По-твоему, ответственность за все несу я один?
– Не морочь мне голову, ладно…
Лепра задумчиво обошел комнату. Подойдя к Еве, он поцеловал ее.
– Где наша не пропадала!
Первый день уже начался. Лепра повел Еву в «Каскад». Заказал изысканный ужин, обрадовался этому, но отметил, что трудно радоваться, если нельзя говорить о будущем. Уже многие месяцы, а может быть, и годы, его естественное жизнелюбие питалось проектами, планами, но сейчас их не было. Он пил, пока Ева не отодвинула от него бутылку.
– Веди себя достойнее, – сказала она.
Он подавил в себе возникшую на мгновение неприязнь.
– Извини. Я не привык жить по дням.
– Я знаю. Для этого надо быть очень несчастным.
Листья на деревьях уже покраснели. Двое, потерявшие свое будущее, брели куда глаза глядят, и Лепра, чтобы не молчать, рассказывал истории из детства. Воспоминания, которые он так долго хранил в себе, буквально переполняли его. Консерватория, упорная работа, виртуозы, властители дум, возникающие вдалеке на сцене в нереальном свете рампы, словно в ином пространстве. И навязчивая идея стать одним из них.
– Я всегда откладывал настоящую жизнь на потом, – признался
– Ты никогда так со мной не говорил, – сказала Ева. – Продолжай, милый.
– Тебе, правда, это интересно?
– Ты даже не представляешь себе, как.
Он воодушевился, заговорил о бедности, о годах, проведенных в кафе и бистро. Ему вспоминались редкие вечера, когда выпадала возможность показаться настоящим ценителям, и дни, полные безысходности, загубленный талант, проходные влюбленности и, наконец, Фожер! Фожер, который в один прекрасный день отставил бокал и приказал официанту позвать незнакомого пианиста. «Сядь. Как тебя зовут?.. Лепра? А у тебя недурно выходит. Сыграй мне что-нибудь простенькое… только для меня… что хочешь, лишь бы тебе это было дорого. Понял?»
Лепра сыграл ему ноктюрн Форе. Разговоры понемногу стихли, все лица повернулись к эстраде, и раздались первые аплодисменты в его жизни. «Хочешь работать со мной?» – спросил Фожер.
– А потом ты увидел меня, – сказала Ева.
– Да. Ты – в блеске славы. Я – робкий, неуклюжий. Я чуть не умер от застенчивости, страха и восхищения, когда ты протянула мне руку. И теперь могу тебе сказать: я уже в тот момент начал ненавидеть Фожера. Я завидовал ему, потому что у него было все. Мне казалось, что он все у меня отобрал. Я, впрочем, был не так далек от истины. В каком-то смысле он все у меня забрал.
Ева почувствовала, что он снова отдалился от нее, что дверь, распахнувшись на мгновение, вновь захлопнулась. Они сели в такси.
– Северный вокзал, – бросил Лепра.
Она не задала ему ни одного вопроса. Сам все объяснит, потому что мужчины – она знала это по опыту – не созданы для одиночества. Лепра задержался у справочной, изучая расписание поездов. Ему по-прежнему хотелось сбежать. Он вернулся, дежурно улыбаясь и ничего ей не сказав.
– Где ты хочешь поужинать? – спросил он резко.
– Решай сам, дорогой.
И снова возникшее между ними напряжение стало невыносимым. Он повел ее в кафе на площадь Вогезов, где можно было спокойно поговорить. Но частые паузы и недомолвки только подчеркивали зыбкость их планов.
– Помнишь первые вечера, которые мы проводили вместе? – спросила Ева. – Ты говорил не умолкая и, когда мы расставались, всегда повторял одно и то же: извините, что я все время болтаю, но мне столько надо вам сказать!
– Это упрек?
– Что ты. Просто приглашение.
– Я все сказал.
Он снова налег на вино, на сей раз Ева не отняла бутылку. Она смотрела, как постепенно пьянеют его глаза.
– Я, конечно, не красавец, – проворчал он. – Слепой увидит, что я преступник. Раз я это чувствую, значит, видно.
Он вытер пальцы салфеткой.
– Я, по-моему, заврался. Ты, по сути, была права. Надо было предупредить полицию в JIa Боле. Сердишься на меня?
– Ты верен себе.