Убийство на Аппиевой дороге
Шрифт:
– Да. И убил близкого мне человека.
– Вот как. И что будем делать?
– Ну, вообще-то, доказательств у меня никаких. Свидетелей же нет – только те, что были с ним. Может, это вообще не он, а кто-то из них. Хотя мне показалось, что главарём был всё-таки он.
– А какая разница? К чему морочиться из-за доказательств – здесь же не суд. Мы оба прекрасно знаем, на что способны эти молодцы из бывших гладиаторов. Если не тогда, то в другой раз он наверняка сделал что-то такое, за что заслуживает смерти. Могу это устроить, если хочешь.
– Как это?
– Да велю утопить его здесь и сейчас, только и всего. Стоит лишь сказать слово моему главному телохранителю – и дело будет
– Ты это серьёзно?
– Если ты согласен, то да. Так отдать приказ?
Ну и денёк. Фауста Корнелия предлагает мне присоединиться к оргии, а Клодия – распорядиться жизнью и смертью и смотреть, как человек умрёт по моему приказу. Такое впору царям; так почему, собственно, мне отказываться? Возможно, на самом деле я никогда не понимал, что такое правда и справедливость; может, я лишь воображал, что понимаю, и цеплялся за эту иллюзию, потому что она придавала мне уверенности. Теперь всё изменилось, сделалось зыбким, ненадёжным и в конце концом исчезло, сметённое прочь, и не осталось ничего, на что можно опереться. Действительно ли весь мир кружится, подхваченный безумным вихрем, или это у меня одного голова идёт кругом?
– Нет, - произнёс я после долгого молчания. – Твой брат мёртв, и Белбо мёртв, и скольких ни убей за это - ни он, ни Белбо не оживут. Река не потечёт вспять.
– Будь по-твоему. – Клодия печально улыбнулась. – Этот верзила останется жив и так никогда и не узнает, что был на волосок от смерти. Но я запомню, что ты мне про него сказал. Я теперь глаз с него не спущу.
– Клодия…
– Что?
– Дай руку.
Она повиновалась, подняв бровь в ожидании какого-нибудь трюка, и я положил на протянутую ладонь кольцо её брата. При виде его она вздрогнула, всхлипнула, но тут же овладела собой.
– Откуда оно у тебя?
– Если я скажу тебе, что нашёл его на обочине Аппиевой дороги, ты мне поверишь?
Она не ответила, глядя на кольцо с выражением такой нежности, что я почувствовал себя полным дураком. Как мог я хоть на миг вообразить, что сказанное мною задело её за живое? Какие чувства ни испытывала бы она ко мне или к любому другому – разве могли они сравниться с её чувствами к брату?
– Почему ты принёс его мне? – спросила наконец она. – Почему не отдал Фульвии? Она ведь его вдова.
– Фульвия смотрит вперёд. Она уже планирует новое замужество – а может быть, и следующее после нового. Фульвия живёт будущим, а не прошлым.
– Но его сын…
– Если ты считаешь, что кольцо должно принадлежать мальчику, решать тебе. Я лишь хотел отдать кольцо Клодия тому, кто любил его больше всех.
Она сжала кулак и закрыла глаза. Слеза скатилась по её щеке.
Я медленно направился назад, ступая по своим следам на мягкой земле. Дойдя до угла шатра, я обернулся. Клодия уже открыла глаза.
– Да, чуть не забыл. Приглашаю тебя на свадьбу.
– На свадьбу? Кто-то из твоих? Неужели это твоя дочка, Диана?
– Она самая.
– Но она же ещё ребёнок.
– Уже нет. Время бежит быстро.
– Но это как-то неудобно. Я ведь не родственница и вообще… Будет… неловко. Неподобающе как-то.
– Не беда. Свадьба тоже будет неподобающая, так что приходи смело.
– Я так понимаю, твоя дочь пошла по твоим стопам.
Её слова заставили меня задуматься.
– До свидания, Клодия.
– До свидания, Гордиан. – Она кивнула мне на прощание и откинулась на подушки, прижав кольцо к груди и устремив взгляд прямо перед собой.
Я зашагал через лужайку,
Знать бы ещё самому, куда я иду. Знать бы ещё, что уготовано нам всем.
Давус ждал в тени раскидистого дуба, сидя на земле и привалившись спиной к стволу. Завидев меня, ОН тотчас вскочил.
– Знать бы ещё, куда я иду, - сказал я, размышляя вслух.
– Но разве это не ясно, господин?
– Что?
Он улыбнулся.
– Домой, куда же ещё?
– Верно, Давус. – Я тоже улыбнулся и вздохнул, чувствуя, как гора свалилась с плеч. – Домой!
Примечание автора
Дошедшие до нас документальные свидетельства процесса над Милоном сами по себе весьма примечательны. Сохранившийся текст защитительной речи Цицерона - по всей вероятности, её улучшенный вариант, специально отшлифованный для публикации - даёт весьма одностороннее представление о случившемся и явно грешит искажением фактов. И хотя такое событие, как убийство Клодия, в любом случае вызвало бы интерес историков и могло бы послужить сюжетом для книги, всё же, не располагай мы иными источниками, мы никогда не узнали бы, что именно случилось на Аппиевой дороге. (И сумей Цицерон произнести свою речь на суде должным образом, исход процесса мог быть совсем иным – по крайней мере, на такую мысль наводит горькая ирония, с которой Милон ответил Цицерону, когда тот послал ему копию речи. «Это большая удача, - заметил Милон, - что судьям не довелось услышать эту замечательную речь, ибо тогда я так и проторчал бы всю жизнь в Риме вместо того, чтобы наслаждаться изысканными яствами из кефали в Массилии»).
К счастью, в следующем столетии известный римский писатель Квинт Асконий Педиан составил для своего сына, изучавшего речи Цицерона, комментарии к ним. Лишь пять из этих комментариев дошли до наших дней и среди них – комментарий к речи Pro Milo. Сейчас он читается как предисловие к роману, написанному в жанре реального преступления. Асконий сообщает множество интереснейших деталей об уловках в сенате и об отчаянных мерах, предпринимаемых обеими сторонами в борьбе за первенство в обстановке полнейшего безвластия, вызванного убийством Клодия. Помимо этого, он также подробно останавливается на деталях судебного процесса, в частности на том, как назначались судьи. Что важнее всего, Асконий подробнейшим образом описывает, как произошло убийство, причём его рассказ разительным образом не совпадает с утверждениями Цицерона.
В те дни, так же, как и сейчас, защитники обвиняемых не гнушались любых ухищрений вплоть до откровенного искажения истины, лишь бы представить дело в таком свете, чтобы добиться оправдания подзащитного. Всевозможные проволочки и длительные судебные процессы и тогда были серьёзной проблемой, хотя даже утомлённым бесконечными судебными телешоу американцам показалось бы, пожалуй, что Помпей со своими реформами всё же перегибает палку.
Текст же самой речи Pro Milo даётся в переводе Майкла Гранта в «Избранных политических речах Цицерона», опубликованных издательством Penguin; а также в переводе Н. Х. Уоттса в «Собрании речей Цицерона», изданном в Лёбовской[1] серии, том 14. Уоттс приводит также перевод сокращённой версии комментария Аскония. Полный текст комментария имеется в «Комментариях к пяти речам Цицерона», переведённый и подготовленный к публикации Саймоном Сквайром. Наши знания о бурных событиях, случившихся в 52 году до нашей эры, почерпнуты из многочисленных источников, далеко не все из которых можно считать достоверными и надёжными – из записей Аппия, Цезаря, Веллея Патеркула, Плутарха, Квинтилиана и Дио Кассия; а также из писем Цицерона.