Убийство на экзамене
Шрифт:
Половина мест была уже занята. Я приткнулась рядом с подругой и по совместительству коллегой, тоже ведущей английский. Звали ее Еленой Самариной. Мы были совсем непохожи: я невысокая с темными волосами и острым носом, а она посолиднее, повыше, посветлее, а волосы собраны в хвост. Учились мы в свое время в одной группе и попали на одну работу. Сдружились мы на почве того, что у нас было сходное увлечение: криминалистика. Если я всегда мечтала быть врачом и знала о болезнях и ядах все, что надо знать непрофессионалу, то Ленка специализировалась на тонкостях логического характера. В этот
– Принесла?
– Конечно. Свежий, изготовлен месяц назад. Вот бутылка, – она протянула мне бутылку кваса, которую я просила купить, потому что в тот раз обе бутылки для нас покупала я.
Историчка Дарья Геннадьевна сидела напротив нас, кутаясь в красную шаль. Сегодня у нее был особенно аристократичный вид: темные волосы собраны в высокий пучок на макушке, темные глаза живо изучают мир, накрашенные губы складываются в неизменно вежливую улыбку. В свои примерно сорок лет она выглядела моложе и одновременно с этим строже, чем большинство людей ее возраста. Я всегда задумывалась, из какого века вышла она со своими манерами и внешним видом. Вероятнее всего, она по духу принадлежала к позапрошлому столетию.
– Лидия Владимировна, держите бэйджик, – окликнула меня учительница химии.
– Спасибо.
– А мой где? – бдительно уточнила Ленка.
– Не нахожу что-то… – пробормотала на редкость причесанная химичка, роясь в пакете. – Ладно, держи этот. Сойдет.
Мы в удивлении воззрились на бэйджик, который носить должен был, судя по надписи, наш учитель труда Иван Андреевич.
– Остальные не подходят, – извиняющимся тоном сообщила химичка.
– Как это? Их же там много, хоть один должен быть женский.
– Сегодня сдают математику, а тут вдобавок бэйджики физиков и математиков. Не хочешь быть Иваном Андреевичем, будь Леонидом Павловичем.
– Он участвует сегодня в экзамене, – возразила Ленка. – Вот и он.
Леонид Павлович был очень крепким мужчиной лет тридцати и вел в школе музыку. Раньше он служил в десанте, впоследствии гастролировал с каким-то оркестром, но, женившись, решил вести более оседлый образ жизни, и стал работать у нас. Лучше бы в горячую точку попал, честное слово.
– Хорошо, буду лысым трудовиком, – пробурчала Ленка, прикрепляя бэйджик.
– Все равно эти надписи никто не читает, – сказала я в утешение.
– Господи, хоть бы стать портье, – пробормотала она так тихо, что Бог вряд ли ее услышал.
– Портье – это же привратник в гостиницах?
– А здесь коридорный. Ну, привратник у туалета. Притуалетник.
Творческое переосмысление имен и занятий учителей добавило еще больше абсурда в экзамен. Но окончательно подвести нас к грани с бредом должна была распорядительница.
Главный организатор была человеком полноватым и при этом очень подвижным. Она ворвалась в штаб с кипой бумаг в руках. От большой скорости ее очки в толстой оправе чуть не свалились, и она поправила их тычком в переносицу. Чтобы разложить бумаги на столе, ей пришлось подвинуть картонную коробку с надписью «Электронная почта».
– Всем доброе утро. Зачитываю список тех, кто попадает в аудитории. Кого назову первым из пары, тот ответственный организатор.
Как по мне, это самое страшное. Надеюсь, не попаду в их число, потому что из меня получится абсолютно безответственный ответственный организатор, который сам толком не знает, как именно нужно проводить экзамен.
С каждой новой фамилией из перечня становилось все больше мрачных лиц. Мы с Ленкой называли этот список расстрельным и очень боялись в него попасть. Даже более опытные коллеги придерживались подобной позиции, предпочитая бегать по коридорам, чем неподвижно сидеть в аудитории под видеокамерами.
– Кто не попал в список, тот сидит в коридорах.
Толпа возликовала.
– Давайте я распределю, кто где будет, чтоб потом не мешались у министра под ногами.
– А он приедет?
– Даже со свитой.
– Может, их нужно отвлекать от чего-нибудь? – спросила незнакомая учительница в очках с золотистой оправой.
– У нас уже есть свой Отвлекающий, – туманно пояснила организатор. – Итак, возле штаба в коридоре будет сидеть…вы, пожалуйста. Занимайте место. Будете стражем штаба, – с довольной улыбкой она указала на меня. Я вышла и села на лавочку. Ленку распределили в коридор в старом здании. Она тоже вышла и села рядом, в ожидании, пока закончится инструктаж. До нас долетала почти вся речь организатора.
– …Вы можете подойти к ученику только в трех случаях: если он хочет выйти, если есть вопрос по оформлению или если ему плохо. Больше вы к ним не подходите и с ними не разговариваете по своей инициативе. И тем более руками не трогаете, как и другими частями тела.
– Смотреть-то можно? – угрюмо уточнил кто-то из расстрельного списка. – Или придерутся к звуку хлопающих ресниц?
– Смотреть вы как раз обязаны. Но дышать и моргать – через раз. Далее…в туалет выпускать только по одному. Очередей возле туалетов не должно быть. Одного выпустили, другой ждет в кабинете. В самих туалетах, несмотря на количество кабинок, может быть только один сдающий.
– Как это осуществить? Они же бегают, будто их понос прохватил.
– Коридорные должны следить за количеством выходящих и регулировать его по мере необходимости… Далее… Металлоискателями проводить, начиная с головы. Не с шеи, не с плеч, а с головы. Чтоб мозги им просканировать. А то были случаи, когда сдающие прятали телефоны в пышных прическах. Ясно?…
– Во что превратили экзамен, а? – шепотом спросила Ленка. – Концлагерь какой-то. Полосатой формы не хватает.
– Не спеши. Исходя из постановления министерства, сдающие должны прийти почему-то в парадной форме. А из каких цветов она состоит? Правильно: черный и белый. Вспоминаем цвет формы заключенных. Черные и белые полоски. Черный и белый цвета, то есть. Так что атмосфера будет немного соблюдена. Учти, что половина наверняка от волнения не завтракала и придет голодной и нервной. Тоже отсылка к концлагерю.