Убийство на верхнем этаже
Шрифт:
Беседа велась неторопливо. Роджер поначалу не задавал наводящих вопросов, он просто позволил миссис Палтус выговориться в надежде, что что-нибудь важное промелькнет само собой.
Если так и случилось, то в первые двадцать минут Роджер этого не уловил. Тогда он стал спрашивать обо всем, что приходило в голову, с самым равнодушным, незаинтересованным видом, чтобы миссис Палтус, не дай Бог, не заподозрила, что ее экзаменуют. Ирландцы обидчивы.
— Я полагаю, вас с мисс Барнетт больше всего сблизило то, что обе вы принадлежите к римско-католической церкви?
Мисс Палтус бегло перекрестилась.
— Бедняжка Аделаида, заблудшая
— Вот как? — удивился Роджер. Это была неожиданная новость. — А как же четки, которые лежали рядом с телом?
— Это были не ее четки! — с силой произнесла миссис Палтус. — Что еще горше!
— Значит, вы не видали их раньше?
— Никогда в жизни. Ваши инспектора спрашивали меня, откуда они взялись, если не ее и не мои, но чем я могла им помочь?
«Так-так-так», — думал Роджер, чувствуя, что тут кроется что-то важное, но что именно — не поймать.
— И они говорят, что этими святыми четками негодяй убийца задушил ее?
— Да… так они… так мы думаем.
«Видимо, он их где-то подобрал, подумал, что пригодятся. Может, в этом же доме».
— Может быть, — осторожно предположил Роджер, — среди других жильцов дома есть католики?
Миссис Палтус печально покачала головой.
— Этот дом населен вероотступниками. Лишь один человек, не считая меня, признает здесь истинную веру, и та, — миссис Палтус фыркнула, — только что признает, не больше, помоги ей Господь.
— А! И кто же это?
— Мисс Деламер.
— Вот как? В таком случае, я полагаю, вы хорошо с ней знакомы?
— Ничего подобного, — твердо ответила миссис Палтус. — И совершенно не собираюсь знакомиться.
«Несмотря на ссору мисс Барнетт и миссис Палтус, — сделал вывод Роджер, — что-то их объединяло…» Он оставил эту тему, отметив про себя, что мисс Деламер заслуживает большего внимания, чем он предполагал.
Эта дама послужила поводом заговорить о других жильцах дома, и мало-помалу Роджер спровоцировал миссис Палтус вволю посплетничать.
В восторге от благодарного слушателя, миссис Палтус охотно распустила язык. Роджер внимал, улавливая и то, что пряталось между словами. В случаях, подобных этому, он нисколько не пренебрегал сплетней и тем более — скрытым в ней смыслом. Женщины типа миссис Палтус, собственных интересов не имеющие, часто ищут косвенного удовольствия — суррогат в своем роде — в обстоятельствах жизни соседей. Новости из повседневной жизни соседей, события чужой жизни, выходящие за рамки обыкновенных, становятся их пищей, их увлечением, хотя сами они могут себе в этом не признаваться, — и, как правило, накопленные ими свидетельства заслуживают доверия.
Спустя час Роджер стал обладателем обширных сведений о жизни «Монмут-мэншнз», большая часть которых к делу отношения не имела, но пара-другая фактов дала возможность кое-что уточнить.
В целом мнения миссис Бойд и миссис Палтус относительно жильцов дома совпали. Аугустус Уэллер, заместитель редактора «Лондонского весельчака», вкупе с Френсисом Кинкроссом был также любимцем и миссис Палтус, хотя она и покачала головой по поводу бурного образа жизни и обилия пассий у первого из них. Роджер узнал, что молодые люди являются близкими друзьями и учились в одной школе, хотя Кинкросс года на два постарше. Оба они всегда приветствуют
Следом по степени привязанности следовали миссис Кинкросс и ее маленькая дочка, и миссис Палтус не поскупилась на добрые слова в адрес обеих, а затем — Эннисмор-Смиты, которые также, насколько позволяли им обстоятельства, вели себя дружелюбно по отношению к одинокой, но общительной вдове. Миссис Палтус почти дословно повторила полные сострадания к этой парс речи консьержки: это стыд вопиющий, что такая леди, как миссис Эннисмор-Смит, должна прислуживать в магазине, подай-принеси, быть на подхвате, да еще обращаться к людям ниже себя — «мадам», словно она какая-нибудь мисс из Камберуэлла или Кленхема, а ведь ее отец был генерал. Мужу миссис Палтус тоже сочувствовала, но немного свысока: «Характера лишен напрочь!» Если бы не жена, он бы совсем разорился и таскал по улицам лоток с сандвичами. К тому же непостоянный какой-то, то он смеется, то плачется, то весельчак, полный надежд, заслушаешься, и тут же опять жалобы, что он неудачник, и проку от него никакого, и хорошо бы со всем этим покончить, и чем скорее, тем лучше. Но, знаете, когда единственный сын гибнет на войне, это кого хочешь сломает.
К миссис Бэррингтон-Брейбрук миссис Палтус была милостива, но не безоговорочно. Роджер понял, что первая леди имела неосторожность просветить вторую на предмет своего происхождения, матримониальных похождений и жизни в целом, что не произвело на миссис Палтус благоприятного впечатления. Впрочем, с приличествующей случаю сдержанностью миссис Палтус позволила себе заявить, что в предшествующей замужеству карьере миссис Бэррингтон-Брейбрук есть что-то в высшей степени недостоверное и лучше не вникать в это слишком глубоко. Мистера Бэррингтон-Брейбрука миссис Палтус недолюбливала откровенно. «Вечно командует! Всезнайка! И имеет наглость смотреть сверху вниз на тех, кто во всех отношениях выше его, только потому, что зарабатывает много денег! На редкость неприятный человек».
Когда дело дошло до мисс Эвадин Деламер, миссис Палтус плотно сжала губы и не проронила ни слова.
Роджер расстался с ней лишь около семи и знал к этому времени довольно много о каждом из жильцов «Монмут-мэншнз». В последние минуты своего визита он успел задать несколько беспорядочных вопросов, касавшихся мисс Барнетт, но не узнал ничего нового, за исключением того, что после довольно бурного чаепития (причину бури установить не удалось) миссис Палтус в четверть шестого удалилась к себе, и более ее дорогую подругу живой никто не видел.
— Чай и булочки с изюмом, — чуть не плача произнесла миссис Палтус. — Она так любила булочки с изюмом, бедняжка. Ее единственная прихоть. Две булочки к чаю, ежедневно, и еще одна в девять вечера, уже в постели.
— Ах да, — кивнул Роджер. — Совсем забыл. Вы, конечно, не знаете, в котором часу точно мисс Барнетт в этот вечер легла спать?
— Почему же, знаю. Разве я не сказала? Каждый вечер ровно в девять, как часы, она укладывалась спать, с чашкой чаю и булочкой на стуле рядом, чтоб почаевничать лежа. «Согреть желудок», — говорила она, считала, что на теплый желудок засыпать легче. Ах, много и много раз… — Кельтские обороты в речи миссис Палтус мелькали все чаще, и Роджеру стало ясно, что пора уходить.