Убийство по-китайски: Лабиринт [Убийство в лабиринте]
Шрифт:
— Видно, вам придется навестить еще несколько приграничных уездов, — сказал он Ма Жуну. — Мне нужны солдаты. Предлагайте всем дезертирам вновь поступить на службу и обещайте им прощение от главнокомандующего.
Ма Жун немедленно скомандовал:
— Старшина Лин и пять рядовых! Тотчас же возвращайтесь, откуда пришли, и предстаньте здесь к полудню. Снимите с себя эти штатские тряпки и облачитесь в уставное обмундирование!
Шестеро дезертиров прокричали «Есть!»
Судья Ди сделал знак. Приставы повели пленников в тюрьму, где их уже поджидал Дао Гань.
Дао Гань начал записывать имена бандитов; пятнадцатым, и последним, оказался не кто иной, как отпущенный им смотритель тюрьмы. Лицо Дао Ганя расплылось в широкой ухмылке.
— Ты не ошибся, мерзавец! И верно, ты вернулся сюда раньше, чем я тебя ожидал.
С этой речью Дао Гань открыл дверь камеры, где и прежде сидел смотритель, и втолкнул его туда мягким пинком.
На главном дворе новоиспеченные солдаты, рекрутированные Фаном, положили пики на плечо и направились маршем в казарму стражи.
Судья Ди увидел, как они маршируют, и с улыбкой молвил Ма Жуну:
— Совсем неплохо для одного дня занятий!
Затем Ди спустился вниз по лестнице. Два пристава заперли двери приемной, откуда перед этим вышел десятник Хун, нагруженный старыми котелками, чайниками и железной цепью.
Судья Ди заметил:
— У тебя голос настоящего командира, десятник!
На следующее утро на рассвете три всадника выехали из здания управы.
Посредине, в охотничьей одежде, ехал судья Ди. Рядом с ним, в форме кавалерийских тысяцких, которая придавала им внушительный вид, ехали Ма Жун и Цзяо Дай.
Они скакали на запад; по дороге судья обернулся в седле и увидел большой желтый флаг, который развевался на крыше управы. На флаге было написано красными иероглифами: «Штаб армии»
— Мои красавицы трудились над этим полотнищем всю ночь! — с улыбкой сказал судья своим спутникам.
Всадники направлялись к усадьбе Цзянь Моу.
Перед воротами усадьбы стояли четверо дюжих молодцов, вооруженных алебардами.
Ма Жун осадил коня прямо перед ними. Указывая плеткой на ворота, он приказал:
— Отворяйте!
По всей видимости, дезертиры, отпущенные ночью, уже разнесли слух о прибытии солдат. Охрана колебалась недолго: ворота отворились, и судья Ди со спутниками въехали внутрь.
В первом дворе несколько десятков человек, столпившись, возбужденно о чем-то беседовали. Увидев всадников, они немедленно замолчали и начали оценивающе рассматривать незнакомцев. Те, у кого были мечи, поспешили спрятать оружие в складках одежды. Трое приехавших, не глядя по сторонам, пересекли двор. Ма Жун въехал на коне по четырем ступенькам, которые вели во внутренний двор, судья и Цзяо Дай последовали за ним.
Во втором дворе под командованием старшины Лина тридцать человек драили мечи и копья и натирали маслом кожаные доспехи.
На ходу Ма Жун приказал капралу:
— Следуйте за мной с десятью рядовыми!
В третьем дворе никого не было, кроме нескольких слуг, разбежавшихся при виде всадников. Ма Жун направил коня к большому дому на задах усадьбы. Подковы
По всей видимости, они ворвались туда в самый разгар срочного совещания. В центре залы сидели трое. Посередине в большом кресле, покрытом тигровой шкурой, восседал широкоплечий человек с тяжелой челюстью и властным лицом, украшенным тонкими усиками и короткой черной бородой. Казалось, что он только что встал с ложа: на нем все еще была ночная рубашка из белого шелка, поверх которой он накинул домашний халат с пурпурной вышивкой. Голову его венчала маленькая черная шапочка. Двое его пожилых собеседников сидели напротив на украшенных резьбой скамеечках из черного дерева. Было видно, что и они одевались в спешке.
Зала казалась скорее арсеналом, чем гостиной богатого дома, — стены сплошь завешаны копьями, пиками, щитами, а пол устлан шкурами диких зверей.
Троица в немом изумлении уставилась на пришельцев. Судья Ди, в свою очередь, тоже не промолвил ни слова. Он сразу направился к пустому креслу и сел в него. Ма Жун и Цзяо Дай расположились прямо напротив Цзянь Моу, одарив его презрительными взглядами.
Советники Цзяня поспешно встали со скамеечек и попрятались за хозяйским креслом.
Судья обратился к Ма Жуну обычным своим голосом:
— Тысяцкий, город находится на военном положении. Так что вы вольны поступить с этими мерзавцами, как вам угодно!
Ма Жун повернул голову и крикнул:
— Старшина Лин!
Старшина, в сопровождении четырех солдат, поспешно появился на пороге. Ма Жун спросил его:
— Кто из этих преступников— изменник Цзянь Моу?
Старшина указал на человека в кресле. Ма Жун изрек:
— Цзянь Моу, вы арестованы по обвинению в мятеже!
Цзянь вскочил с места; глядя прямо в глаза Ма Жуну, он выкрикнул не менее повелительным голосом:
— Как ты смеешь приказывать в моем доме? Стража, вышвырните их прочь!
Но тут Ма Жун ударил его в зубы кулаком в кольчужной перчатке. Цзянь рухнул, сокрушив в падении изящный чайный столик со стоявшим на нем драгоценным фарфоровым сервизом.
Шестеро свирепого вида негодяев тут же выскочили из-за большой ширмы у задней стены залы. Они размахивали длинными мечами, а их предводитель сжимал в руках секиру.
Увидев Ма Жуна и Цзяо Дая в их полном боевом облачении, они застыли от неожиданности. Ма Жун резко крикнул телохранителям Цзяня:
— Немедленно сложите оружие! Командующий позже решит, виновны вы в соучастии или не виновны!
У Цзяня был сломан нос; хлынувшая из него кровь обагрила одежду; он поднял голову и закричал:
— Не слушайте этих ублюдков, люди! Разве не мой рис вы ели десять лет? Убейте этого пса, который называет себя уездным начальником!
Предводитель телохранителей занес секиру над головой судьи, но тот даже не шелохнулся. Поглаживая бакенбарды, он презрительно взирал на нападавшего.
— Погоди, брат Ван! — вскричал тут старшина Лин. — Разве я не предупреждал тебя, что весь город кишит солдатами? Мы потерпели поражение, повсюду армия!