Убийство по-китайски: Лабиринт [Убийство в лабиринте]
Шрифт:
— Если это так, — заметил Дао Гань, — то, боюсь, мы должны приготовиться к самому худшему. Не мог ли какой-нибудь гнусный сводник похитить ее, а затем продать в веселый дом?
Фан грустно покачал головой.
— Да, — сказал он, — возможно, вы правы. Я тоже склоняюсь к мнению, что нам следует прочесать веселые кварталы. В нашем городе таких имеется два. Один из них, на Северной улице, расположен в северо-западном углу города. Девицы в нем — в основном из варварских племен, и квартал этот процветал в те времена, когда дорога на запад еще лежала через Ланьфан. Теперь наступили не лучшие дни для них, и дома эти в основном посещают
Дао Гань теребил три длинных волоска на левой щеке.
— Должен сказать, — заметил он, — что начать следует именно с Северной улицы. Из сообщенного вами я заключаю, что на Южной улице вряд ли занимаются похищениями. Заведения такого уровня стараются ладить с законом; девиц они получают исключительно законным образом.
Ма Жун положил свою ручищу на плечо старосты.
— Как только наш судья разберется с убийством генерала Дина, — успокоил он, — я попрошу, чтобы поиски вашей старшей дочери были возложены на Дао Ганя и меня. Если кто-то и в силах найти ее, так это наш старый лис, особенно если я буду делать за него всю черную работу!
Фан поблагодарил Ма Жуна со слезами в глазах.
В этот момент в двери вошла Черная Орхидея в скромной одежде служанки.
— Как тебе служится, моя девочка? — спросил Ма Жун.
Черная Орхидея не обратила на его слова никакого внимания. Она низко поклонилась отцу и молвила:
— Я должна сообщить важные сведения его превосходительству, отец. Не соблаговолите ли вы проводить меня к нему?
Фан поднялся и извинился за прерванную беседу. Десятник Хун пошел доставлять карточку судьи Да Кею, а староста Фан с дочерью, перейдя двор, сами оказались у судьи.
Они застали судью Ди одного в кабинете, погруженного в глубокую задумчивость.
Подняв глаза и увидев Фана с дочерью, судья просиял. Он кивнул в ответ на их поклоны, а затем нетерпеливо спросил:
— Дитя мое, расскажи мне, подробно и не торопясь, все, что тебе удалось узнать в усадьбе Динов.
— Не может быть никаких сомнений, ваша честь, — начала Черная Орхидея, — что старый генерал очень опасался за свою жизнь. Служанки в усадьбе Динов сказали мне, что всю пищу в доме давали сначала попробовать собаке — боялись отравителей. И парадный и черный ход держали запертыми сутки напролет; слуги роптали, когда приходилось отпирать и запирать их для каждого посетителя и торговца, что являлись в усадьбу. Да и сами слуги все время были под подозрением у генерала, а молодой хозяин без конца мучил их расспросами. Никто из слуг больше нескольких месяцев не задерживался.
— Опиши всех домочадцев! — повелел судья.
— Старшая госпожа генерала умерла несколько лет назад, и в доме теперь заправляет вторая жена. Ей все время кажется, что с ней обходятся недостаточно почтительно, и вообще нрава она не простого. Третья жена — толстая, ленивая и невежественная, но зато ей нетрудно угодить. Четвертая еще очень молода; генерал купил ее уже здесь, в Ланьфане. По-моему, она из числа тех женщин, что очень нравятся мужчинам. Но, когда она переодевалась, я заметила, что у нее на левой груди — уродливая бородавка. Эта особа день-деньской вертится перед зеркалом, если не выклянчивает деньги на наряды у второй госпожи. Молодой господин
— Я тебе этого не поручал, — сухо заметил судья.
Фан бросил на дочь сердитый взгляд.
Черная Орхидея покраснела и быстро продолжила:
— В одном из ящиков я нашла пачку стихов, написанных молодым хозяином. Литературный язык слишком труден для меня, но из тех строчек, что мне удалось понять, я решила, что содержание их крайне необычное. Я принесла эту пачку сюда, чтобы показать вашей чести.
Молвив это, Черная Орхидея тонкой своею рукой извлекла из широкого рукава халата связку бумаг и вручила их судье с почтительным поклоном.
Судья Ди лукаво глянул на негодующего Фана, а затем принялся быстро просматривать бумаги.
Отложив их в сторону, он сказал:
— В этих стихах говорится о преступной любовной интрижке, причем в таких страстных выражениях, что это даже хорошо, что ты не можешь их понять. Письма — в том же духе и подписаны «Ваш раб Дин». Очевидно, молодой Дин писал их просто для того, чтобы дать волю своей страсти, поскольку они так и не были отправлены.
— Вряд ли молодой хозяин писал эти письма такой ученой крысе, как его женушка, — заметила Черная Орхидея.
Отец заткнул уши и закричал:
— Не смей говорить, когда тебя не спрашивают, нахалка!
Повернувшись к судье, он добавил извиняющимся тоном:
— Это все потому, что нет с нами моей милой женушки, чтобы воспитывать ее, ваша честь!
Судья Ди улыбнулся.
— Когда мы покончим с расследованием этого убийства, староста, — сказал он, — я найду подходящую партию для вашей дочери. Ничто не воспитывает юную девицу лучше, чем домашние заботы.
Фан почтительно поблагодарил судью. Черная Орхидея была явно взбешена, но не рискнула возражать.
Постукивая по бумагам указательным пальцем, судья Ди сказал:
— Немедленно снимите копию, а затем положите эти бумаги на место. Ты сделала все правильно, девица Фан. Держи по-прежнему глаза и уши открытыми, но больше не заглядывай в ящики и шкафы.
Как только Фан и его дочь ушли, судья призвал Дао Ганя.
— У меня здесь одно собрание писем и стихов, — сказал он. — Тщательно скопируй их. И попытайся найти среди этих излияний страсти какой-нибудь ключ к личности предмета, к которому они обращены.
Дао Гань пробежал взглядом по строчкам и удивленно поднял брови.
Глава тринадцатая
Судья отправился в усадьбу Да Кея, взяв с собой только десятника Хуна и четырех приставов.
Когда его паланкин несли через украшенный резьбой мраморный мост, он с восхищением посмотрел на девятиярусную пагоду, возвышавшуюся посреди лотосового пруда.