Убийство по-министерски
Шрифт:
— А насчет его спонсорской помощи одному из кандидатов в депутаты городской Думы вам что-нибудь известно?
— Нет, — отрезал Голубицын. — Я вообще не интересуюсь политикой! И мне все равно, кого он там спонсировал! Главное, что не из моего кармана!
— Угу, — кивнул я и задал следующий вопрос: — А вам такое имя — Игорь Кириллович Астахов — знакомо?
— Первый раз слышу, — не задумываясь, ответил Николай Александрович.
— Его супруга говорила, что это старинный приятель Георгия Анатольевича, —
Я покивал и продолжил:
— Я вам дам лист бумаги, попробуйте подробно расписать, как развивались события в течение вчерашнего вечера… Какое у кого было настроение, о чем велся разговор, кто что делал — желательно прямо по минутам. Ну, насколько сможете, конечно.
И, оставив озадаченного, впавшего в угрюмое состояние заместителя директора наедине с его воспоминаниями, я поспешил к Черновицкому.
— Что тут у тебя? — спросил я, закрывая за собой дверь.
Черновицкий молча кивнул на одну из четырех рюмок, стоявших на подносе донышками вверх.
— Ну и что? — пожал я плечами.
Черновицкий окинул меня полным презрения взглядом, потом с помощью пинцета приподнял одну из рюмок и показал на свет. Я заметил едва различимые разводы на краях рюмки.
Теперь я уже ничего не говорил, только смотрел на Черновицкого. Тот сказал:
— Что это такое, я точно смогу определить только в лаборатории.
— Стоп! — неожиданно осенило меня. — А почему четыре рюмки? Их же трое было!
— Так этот ведь сказал, что кто-то позвонил и договорился о встрече, — напомнил мне Михаил.
— Выходит, он с ним выпивал, — задумчиво протянул я. — И что же, Скоробогатов после этого разговора принялся отмывать рюмки и наводить порядок? Будучи в довольно-таки сильном опьянении? Что-то это сомнительно… А эти рюмки все здесь стояли? — спросил я у Черновицкого.
Тот посмотрел на меня с выражением оскорбленного экспертного достоинства.
— Интересно, интересно, — продолжал бормотать я, а потом резко вышел в соседнюю комнату.
— Николай Александрович, а когда вы уезжали, на столе все по-прежнему оставалось? Ну, в смысле, порядок вы не наводили? — спросил я у заместителя директора.
— Зачем мне наводить? — недоуменно буркнул он.
— Ну, убрать там за собой со стола, рюмки помыть…
— У нас для этого секретарша есть, — совсем угрюмо сообщил Голубицын. — Она и помыла бы в понедельник с утра, она ведь за полчаса до открытия приходит.
— А Георгий Анатольевич не стал бы убирать и мыть посуду?
— Да вряд ли, — хмыкнул Голубицын. — Зачем ему? Да он уже уставший был, откровенно говоря. Зевал даже.
— Угу, — кивнул я. — А о чем шел вообще разговор между вами?
— Вот я тут все пишу, — мрачно ткнул рукой в поданный мной листок Голубицын. —
В этот момент дверь резко распахнулась, и в приемную буквально ворвалась женщина лет сорока, высокая, худая, с резкими чертами лица, с выдающимся хищным носом и глубоко посаженными черными глазами. Мне показалось даже в тот момент, что в комнату влетела какая-то птица.
— Здравствуйте, что у вас здесь происходит? — громко, резким голосом обратилась она к нам.
— Из полиции пришли, — все так же, без красок в голосе, сообщил Голубицын. — Георгий пропал.
— Как пропал? Куда пропал? Как такое может быть? — захлопала черными, густо накрашенными ресницами Арцыхевич.
— Вы успокойтесь, Серафима Яковлевна, — выступил я, поняв, что явилась бухгалтерша. — Присаживайтесь, постарайтесь вспомнить все, что было вчера. В каком настроении был Георгий Анатольевич…
— В нормальном, — отрубила Арцыхевич. — Мы выпили, посидели… Я уехала первой. А что у вас здесь произошло? — обратилась она к Голубицыну.
— Ничего, — пожал плечами Голубицын. — Я после тебя через час уехал.
— Вы успокойтесь, Серафима Яковлевна, — невозмутимо повторил я. — Вы садитесь, возьмите листок бумаги и займитесь тем, что сейчас делает Николай Александрович, то есть вспомните и подробно опишите все события вчерашнего вечера. Ваш разговор, ваши действия, настроение и тому подобное. А я потом сравню ваши показания…
— Вы как будто подозреваете уже нас! — нервно передергивая плечами, отреагировала Арцыхевич и порывисто взяла листок бумаги.
— Работа такая, — проскрипел из соседней комнаты Черновицкий.
— А там еще кто? — подскочила на стуле Серафима Яковлевна.
Черновицкий высунул свое сухое, обветренное остроносое лицо. Он язвительным, сверлящим взглядом посмотрел на Арцыхевич, по своему обыкновению сделал шумный выдох, свидетельствовавший о его скептическом и ироничном отношении к этой женщине, и опять исчез в кабинете.
— Подождите, ведь к нему кто-то приезжал! — воскликнула Арцыхевич, уже собравшаяся писать, но вдруг отложившая ручку. — Ему же позвонил кто-то и попросил о встрече! Помните, Николай Александрович?.. Ах, вы совсем ничего не помните! — с досадой махнула она рукой на Голубицына.
— Отчего же? Прекрасно помню, — невозмутимо отреагировал заместитель генерального директора. — Только что от этого толку? Мы же не знаем, кто это был.
— Подождите, подождите, — остановил я перепалку коллег. — Давайте по порядку. Скоробогатов что, ждал кого-то?
— Нет, — вылезла Арцыхевич. — Он очень удивился, когда услышал голос в трубке. Послушал немного, потом пожал плечами и говорит — ну хорошо, приезжай. А через некоторое время мы засобирались домой, а Жора остался — видимо, дожидаться этого человека.