Убийство по расписанию
Шрифт:
– Я за рулем.
Завладская поставила бутылку на стол.
– А что же ты сама? – Крячко играл глазами, как школьник.
– Я не пью раньше восьми часов вечера, – сказала Завладская. – И только шампанское. Крымское красное. Такой уж у меня пунктик, что ли. Или годами выработанная привычка. Два фужера в день, и ни капли больше. – Взгляд у Юлии стал грустным. – А если вы не защитите меня и меня действительно убьют сегодня в девятнадцать ноль-ноль, то в двадцать ноль-ноль никаких двух фужеров просто не будет. – Она быстро накрыла своей хрупкой ладошкой широкую кисть Станислава. – Но ведь вы мне поможете?
Он едва не поперхнулся кофе. Отставив чашку, он накрыл ее руку своей второй рукой.
– Разумеется, поможем, Юляшенька. Тебе не о чем волноваться. Пока мы с тобой, никто тебя и пальцем тронуть не посмеет. Ручаюсь тебе!
Завладская повернулась к Гурову:
– А что скажете вы?
– Ну...
Полковник даже не прикоснулся к кофе, задумчиво крутя в руках чашку. По большому счету, у него не было ни особого желания, ни времени на то, чтобы заниматься делом Завладской. Слова женщины о том, что написанная в письме угроза – не шутка, его не очень-то убедили. Но, с другой стороны, Завладская ему нравилась. Не так, как Крячко, а чисто по-человечески. Он не видел и серьезного повода для отказа. Почему бы не проверить, кто и с какой целью написал ей это идиотское письмо? К тому же боковым зрением Гуров не мог не заметить посылаемые ему Станиславом умоляющие сигналы. Крячко только что не прыгал на стуле, как мартышка.
– Хорошо. Мы постараемся вам помочь, – изрек он, наконец, и Юля облегченно вздохнула, а Крячко поднял вверх два больших пальца. – Но я попрошу отметить, что только постараемся. Гарантировать ничего не могу. Это письмо вместе с конвертом мы завезем в управление нашим экспертам, и они, может быть, смогут выяснить что-нибудь по своей части, а сами наведаемся в вашу больницу и постараемся выяснить, кому же вы так сильно наступили пяткой на горло, что он или она готовы пойти под тяжелую статью закона. Кстати, кроме больницы, у вас есть еще подозрения, кто может желать вам смерти?
– Это вряд ли. – Завладская взглянула на часы, кивнула сама себе и, потянувшись, взяла с батареи пачку сигарет. – Так они становятся суше, – пояснила она. Вставила одну сигарету в мундштук и вернула пачку на прежнее место. – Нет, теоретически, конечно, возможно все, но в последнее время я редко общаюсь с кем-нибудь вне больницы. Родственники, подруги и так далее – все как-то незаметно отошло на второй план. Осталась только работа. Работа – дом, дом – работа. Жизнь стала однообразной.
– Ясно. Такое случается. – В голосе полковника не наблюдалась особого сочувствия. Он поднялся из-за стола. – Поехали, Стасик?
В отличие от напарника, Крячко до дна испил предложенный ему кофе с коньяком, отправил в рот две конфетки и, вместо того, чтобы встать, героически расправил плечи. Облизал от нахлынувшего волнения губы и несколько секунд избегал смотреть Гурову прямо в глаза.
– В чем дело? – Гуров удивленно вскинул брови.
– Я тут подумал, Лева... Кто-то должен, наверное, остаться с Юлей. На всякий случай. Мы могли бы с тобой действовать рационально... Пока ты там наводишь справки и выясняешь, кто может оказаться возможным убийцей, я бы мог устроить тут засаду и, если он заявится...
Вот хитрец! Гуров невольно восхитился такой находчивостью и изворотливостью напарника.
– Не вижу в этом необходимости, Стас, – тем не менее сказал он. – Убийца объявил точное время нападения: девятнадцать ноль-ноль.
– Это могло быть сделано и специально. Для отвода глаз.
В комнате повисла гнетущая тишина. Крячко и Гуров смотрели друг на друга, и ни один из них не спешил опускать глаз. Завладская тоже молчала, ожидая, чем закончится эта молчаливая дуэль.
– Что ж, – негромко произнес Гуров. – Может быть, ты и прав, Стасик. Мы не имеем права сбрасывать со счетов и такую версию. – Мысленно он пообещал себе при случае обязательно свести с Крячко счеты. Пусть только представится подходящий случай. – Оставайся здесь, и, если что, будем держаться на связи. Провожать меня не нужно. Выход найду и сам.
Резко развернувшись, Гуров зашагал к двери.
Вторник. 10 часов 4 минуты
Любой здоровый человек, угодивший по воле судьбы в приемное отделение больницы, либо придя сюда с кем-то, либо, как и Гуров, влекомый чувством профессионального долга, как правило, чувствовал здесь себя не очень уютно. Полковник не являлся исключением. Насмотревшись по роду занятий на немалое количество крови и людских страданий, он тем не менее, будучи человеком нормальным, мягко говоря, не тяготел к таким картинам.
Двое санитаров вкатили через дверь носилки со стонущим мужчиной. По виду – определенно бомж. Синюшного оттенка лицо в ссадинах и кровоподтеках. Свисавшая из-под грязно-белого покрывала правая рука сплошь покрыта чем-то наподобие язв. Не меньшее чувство отвращения вызывала и выглядывавшая пятка. Гуров невольно отвернулся и вновь сфокусировал взгляд на невозмутимо сидящей за своим рабочим столом Нине Алексеевне Вульниченко, цвет волос которой почему-то тоже не слишком радовал глаз наблюдателя. Вахтеры в приемном отделении заступали на дежурство раз в сутки, и потому Гуров застал на месте ту самую женщину, что передала Завладской тот таинственный конверт в начале первого ночи. Она должна была смениться лишь сегодня в шесть часов вечера.
– И когда вы вернулись, конверт уже лежал здесь? – уточнил полковник, ткнув пальцем в поверхность стола. – Так?
По пути в больницу Гуров, как и планировал, уже успел заехать в управление и передал конверт с вложенным в него письмом экспертам. Из уважения к полковнику ребята обещали постараться и дать ему хоть какой-то ответ к половине шестого. Не раньше. Это все, что они могли сделать. Остальное лежало за пределами их возможностей. Гуров вздохнул, посетовал вслух, что это слишком долго, но, учитывая, что выбор у него был невелик, уехал.
– Да, все верно, – подтвердила Вульниченко. – И я никого не видела. Вы уверены, что не хотите шоколадку, Лев Иванович?
Разломленная на несколько мелких частей плитка лежала на оберточной фольге между полковником и Ниной Алексеевной.
– Абсолютно уверен. А скажите, этот конверт... Его мог принести кто-нибудь с улицы?
Вульниченко так энергично замотала головой, что перхоть посыпалась с ее волос на плечи.
– Никак невозможно, – сказала она. – Дверь была заперта. Это я точно знаю, потому как открыть ее могу только я, и то с внутренней стороны. Даже если приезжает машина «Скорой помощи», дверь им открываю я. А потом снова закрываю.