Убийство по Шекспиру (Коварство без любви)
Шрифт:
– Тогда выходит, это я! – захныкала Кандыкова. – Подсолнух не бросал. Анна пила и не умерла, остаюсь я! Женя, ты слышишь?
– Гражданка, да остановитесь вы! – раздраженно бросила Волгина. – Наверное, не все знают, что на бандеролях есть обратные адреса. Адрес Марии Рубан и адрес Николая Лопаткина.
Головы артистов лихорадочно поворачивались в сторону Лопаткина, затем в противоположную – к Рубан. Коля всплеснул руками:
– Опять я! Да не травил я! Мне все ясно. Это потому, что я неудачник.
Рубан недвижимо сидела на стуле
– Маш, ты, что ли, нас травишь? – спросила Клава, наклонив голову, чтоб лучше видеть Рубан.
Мария Федоровна метнула в нее затравленный взгляд.
– Это была женщина, – растягивала слова Волгина, – в зеленом пальто, какое было надето на Карине Гурьевой во время опознания.
– Карина?! – ахнул Лопаткин. – Ты?!
– А я был уверен, что она мстить будет, – просипел Подсолнух, у него снова пропал голос. – Посмотрите на нее, сидит, вся из себя бизнесменша! Думаешь, откупишься?
Карина действительно сидела независимо, скрестив на груди руки и закинув ногу на ногу. Она одарила презрительным взглядом не только Подсолнуха, но и остальных. Ей уже было известно имя убийцы, поэтому она еще и кривила губы в брезгливой улыбке. Перед ней извинились Волгина со Степаном и просили поприсутствовать на аутодафе. Очень уж Волгиной хотелось преподать урок артистам.
– Вы так уверены, что это сделала Гурьева? – Оксана с сожалением обвела взглядом компанию артистов. – А ведь вы с ней работали в течение многих лет, неужели она так плохо себя зарекомендовала, что вы считаете ее отравительницей своей подруги? И даже не вспомнили, что Гурьевой и близко не было на момент смерти Ушаковых. И потом, надо иметь мотив, не так ли?
– У нее-то мотивов хоть отбавляй. И пальто Гурьевой! – привел веский аргумент Подсолнух.
– Хм, – снисходительно усмехнулась Волгина. – Пальто можно... попросить. Например, у дочери Карины. (Все снова страшно напряглись.) Дело в том, что женщина, отправившая бандероли, не рассчитала, что старое пальто Гурьевой, которое она давно не носила, нечаянно всплывет. Женщина не предполагала, что ее, а вернее, пальто запомнит приемщица посылок на почте, а также вспомнит очень важную деталь...
– Господи, да скажите же, наконец, кто из нас! – простонала Нонна.
Оксана едва заметно подмигнула Степе, мол, говори ты, а тому не терпелось перейти к главному, посему сразу взял инициативу на себя. Однако он вместо того, чтобы назвать имя убийцы, повернул в другую сторону:
– Вернемся к отравлению Эры Лукьяновны. Вторник, поздний вечер. Из актеров в это время находились Анна, Клавдия Анатольевна и Юлиан Швец...
– Опять Анна! – вставил Подсолнух, обращаясь ко всем. Он теперь не сомневался, кто именно отравил Ушаковых, следовательно, и Эру Лукьяновну. – Она и с Гурьевой общается, и в спектакле была занята...
– Гражданин Подсолнух, может, вы займете наше место, раз так быстро разобрались? – скептически спросил Степа. Тот надулся, обидевшись за неучтивость мента. – Итак, почему вы остались в театре, Анна?
– Меня попросил остаться Юлиан, – взволнованно ответила она.
– Это ложь, – вставил Юлиан, ничуть не смутившись.
– Это правда, – и губы Аннушки задрожали. – Он сказал, что даст мне новую пьесу, но сначала должен ее отксерить, так как всего один экземпляр в театре. Он предупредил, что позовет меня, я и ждала. А потом выяснилось, что его нет. Я оделась и ушла.
– Маленькая лгунья, – бросил ей Юлик и усмехнулся. – А где доказательства, что я просил тебя остаться в театре? Где? Это оговор.
– Вы правы, – согласился с ним Степа. – Должны быть доказательства или улики. У нас есть улика... (Он вытащил заколку.) Анна, это ваша вещь?
– Д-д-да... – едва слышно проговорила девушка. – Где... где вы ее нашли?
– В кабинете Эры Лукьяновны во вторник. Как она туда попала?
Анна не могла выдавить ни звука – ее душили слезы. Среди труппы пополз чуть слышный шепот: «Чудовище... Кто бы мог подумать... Сама невинность...» Анна опустила голову, слезы закапали ей на колени.
– На вас была заколка во вторник? – настойчиво требовал ответа Степа. Анна отрицательно мотнула головой. – А где она была?
– Я... я... потеряла ее, – едва выговорила девушка.
– Кто видел во вторник заколку на Анне? – поднял улику над головой Степа. Актеры мучительно вспоминали. Наконец неуверенно поднял руку Подсолнух. – Значит, вы видели. Вы утверждаете, что заколка во вторник была на голове Анны?
– Кажется, была... – протянул Подсолнух.
– «Кажется» не подходит, – отрезал Степа. – Нам нужен твердый ответ. Так да или нет?
– Ой, не было на ней никаких заколок, – проворчала Клава. – Еще артисты, наблюдательности никакой. У Аньки волосы распущены были.
Актеры загалдели, подтверждая, что, действительно, волосы Анна в тот день распустила. Волгина подняла руку, призывая к тишине. Настала звенящая тишина.
– Анна утверждает, что потеряла заколку, во вторник ее волосы были распущены, следовательно, напрашивается вывод: кто-то взял ее у вас, Аня, то есть украл. – Анна тут же подняла голову, с мольбой посмотрела на Заречного. – Видите ли, господа артисты, чтобы отравить директора, надо иметь мотив. Ну, какой мотив у Анны? Его нет. А вот у вас, Юлиан, мотив есть.
– Что? – выпрямился тот. – Вы в своем уме? У нас с Эрой Лукьяновной прекрасные отношения. Мы слаженно работаем...
– Это все внешние факторы, – ухмыльнулся Степа. – Неужели вы думаете, что мы дураки? А вот теперь я напомню вам вашу вторую ошибку. Вы пришли к Анне накануне понедельника, принесли деньги и вино. Лозовская до сих пор не понимает, зачем вы приходили, роль можно пообещать и в театре. Но вы пришли взять у нее какую-нибудь вещицу, которую легко все опознают.
– Я не был у нее! – процедил Юлик.