Убийство Роджера Экройда
Шрифт:
— Вы на самом деле хотите помочь мне? Хотите принять участие в этом расследовании?
— Да, конечно! — ответил я с пылом. — С огромным желанием. Вы себе не представляете, как скучно и по-старомодному я живу. Никогда ничего необычного.
— Хорошо. Тогда будем коллегами. Я полагаю, через минуту-две к нам подойдет Блант. Он не очень счастлив с доброй мамашей. Мне нужно кое-что узнать, но я не хочу, чтобы это заметили. Улавливаете? Так что задавать вопросы будете вы.
— Какие вопросы вы хотите, чтобы я задавал? — спросил я, с некоторым
— Я хочу, чтобы вы затронули имя миссис Феррарс. — В каком смысле?
— Говорите о ней в естественном плане. Спросите, был ли он здесь, когда умер ее муж. Вы понимаете, что я имею в виду. Когда он будет отвечать, незаметно следите за выражением его лица. C’est compris [7] ?
Времени больше не было, так как в эту минуту Блант в своей обычной манере внезапно покинул тех, с кем стоял, и подошел прямо к нам. Я предложил прогуляться по террасе, и он молча согласился. Пуаро остался.
7
Понятно.
Я остановился, чтобы посмотреть на поздние розы.
— Как все меняется даже за сутки, — заметил я.
— Я был здесь в среду и помню, как прогуливался по этой самой террасе. Со мной был Экройд. Он был полон сил. А сегодня, через три дня, Экройда больше нет, миссис Феррарс умерла тоже, вы знали ее, не так ли? Да, конечно, вы ее знали.
Блант кивнул.
— Вы с ней встречались в этот свой приезд?
— Ходил с Экройдом по приглашению. Кажется, это было во вторник. Очаровательная женщина, но какая-то странная. Таинственная. Не поймешь, что у нее на уме.
Я посмотрел в его спокойные серые глаза. В них не было ничего подозрительного. Я продолжал:
— Полагаю, вы с ней встречались и раньше.
— Когда я был здесь прошлый раз, она с мужем только что приехала сюда жить.
С минуту помолчав, он добавил:
— Удивительно, она с тех пор так изменилась.
— Как — изменилась? — спросил я.
— Выглядела на десять лет старше.
— Вы были здесь, когда умер ее муж? — спросил я, стараясь задавать вопросы по возможности небрежно.
— Нет. Насколько я слышал, это было для нее счастливым избавлением. Может быть, так говорить немилосердно, но это правда.
Я согласился.
— Эшли Феррарс ни в коем случае нельзя было назвать примерным мужем, — сказал я осторожно.
— Я назвал бы его мерзавцем, — отрезал Блант.
— Нет, — возразил я, — это всего-навсего был человек, у которого денег было больше, чем ему следовало бы иметь.
— О! Деньги! Все заботы на земле можно свести к одному — к деньгам. Или к тому, что их нет.
— Какого же рода ваши личные заботы?
— По моим потребностям денег мне хватает. Я один из счастливчиков.
— В самом деле?
— На самом деле, их у меня сейчас не так много. Год назад я получил наследство и,
Я посочувствовал и рассказал о своей собственной такой же беде.
Прозвучал гонг, и мы вместе со всеми пошли завтракать.
Пуаро немного задержал меня.
— Ну, как?
— С ним все в порядке, — ответил я. — Я уверен.
— Ничего настораживающего?
— Только то, что год назад он получил наследство, — сказал я. — Но почему бы и нет? Я могу поклясться, что это совершенно честный и достойный человек.
— Несомненно, несомненно, — успокаивал меня Пуаро. — Не огорчайтесь.
Он разговаривал со мной так, словно я был капризным ребенком.
Мы вошли в столовую. Казалось невероятным, что не прошло еще и двадцати четырех часов с тех пор, как я сидел за этим столом.
Позже миссис Экройд отвела меня в сторону и усадила на диван.
— Я не могу не чувствовать некоторой обиды, — сказала она приглушенным голосом, доставая платок и явно не собираясь в него плакать. — Обиды за то, что Роджер не доверял мне. Эти двадцать тысяч фунтов следовало оставить мне, а не Флоре. Матери можно верить в том, что она будет охранять интересы своего ребенка. Я называю это недоверием.
— Вы забываете, миссис Экройд, — сказал я, — что Флора родная племянница Экройда, то есть кровная родственница. Было бы совсем иначе, если бы вы были его сестрой, а не невесткой.
— Как вдова бедного Сесила, я полагаю, что следовало бы считаться с моими чувствами, — сказала обиженная леди, осторожно касаясь платком своих ресниц. — Но Роджер всегда был очень странным, чтобы не сказать скаредным в денежных делах. И у Флоры, и у меня было очень трудное положение. Он даже не давал бедному ребенку карманных денег. Он оплачивал ее счета, да и то с большой неохотой, каждый раз спрашивая, зачем ей все эти украшения, как человек…. но я забыла, что я хотела сказать! Ах, да, у нас не было ни гроша, чтобы тратить по своему усмотрению. Флору это возмущало, очень возмущало, должна сказать вам. Хотя, конечно, она была предана своему дяде. Но это возмущало бы любую девушку. Да, скажу вам, что у Роджера были очень странные понятия о деньгах. Мы даже не покупали новых полотенец, хотя я говорила ему, что все старые — в дырах. А потом, — продолжала миссис Экройд с внезапным подъемом, — отдать все эти деньги — тысячу фунтов, вы представляете — тысячу фунтов! — этой женщине.
— Какой женщине?
— Этой Рассел. Вот какой. Уж очень все это подозрительно. Я всегда так говорила. Но Роджер и слышать не хотел ничего плохого о ней. Он говорил, что это женщина сильного характера, и что он восхищается и уважает ее. Он всегда рассуждал о ее высокой нравственности, независимости и прямоте. А я думаю, здесь что-то нечистое. Она, конечно, делала все возможное, чтобы выйти за Роджера замуж. Но я быстро положила этому конец. Она всегда ненавидела меня. Еще бы! Я видела ее насквозь.