Убийство Роджера Экройда
Шрифт:
— И вы дали ему фамилию по названию города. Понимаю.
— Я получила работу и смогла платить за пансион. Я никогда не говорила ему, что была его матерью. Но он плохо кончил. Стал пить, а потом — принимать наркотики. Мне удалось заплатить за его переезд в Канаду. С год или два я ничего о нем не слышала. Потом он как-то узнал, что я его мать. Он писал мне, просил денег. Наконец, сообщил, что вернулся и едет в Фернли, чтобы встретиться со мною. Я не осмелилась пригласить его в дом. Ко мне всегда относились с большим… с большим уважением. Если бы у кого-нибудь появилось подозрение, я лишилась бы места
— А утром вы приходили к доктору Шеппарду?
— Да, я хотела узнать, можно ли что-нибудь сделать. Он был неплохим юношей… до того, как начал употреблять наркотики.
— Понимаю, — сказал Пуаро. — А теперь продолжим наш рассказ. В тот вечер он пришел в садовый домик?
— Да, он уже ждал меня, когда я пришла туда. Он вел себя очень грубо и оскорбительно. Я принесла и отдала ему все деньги, какие у меня были. Он немного поговорил и ушел.
— В котором часу это было?
— Должно быть, между двадцатью и двадцатью пятью минутами десятого. Когда я вернулась в дом, еще не было половины десятого.
— Каким путем он ушел?
— Тем же, что и пришел, по дорожке, что, не доходя ворот, соединяется с подъездной аллеей.
Пуаро кивнул.
— А вы, что делали вы?
— Я вернулась в дом. На террасе курил и прохаживался туда-сюда майор Блант, так что я сделала крюк и вошла через боковую дверь. В это время было как раз половина десятого.
Пуаро кивнул снова. Он сделал одну-две заметки в своей микроскопической записной книжечке.
— Я думаю, достаточно, — произнес он задумчиво.
— Я должна буду… — она колебалась. — Я должна буду рассказать все это инспектору Рэглану тоже?
— Может быть. Но не будем торопиться. Будем разбираться не спеша, соблюдая должный порядок и придерживаясь метода. Формально Чарльз Кент еще не обвинен в убийстве. Обстоятельства могут повернуться так, что ваш рассказ и не потребуется.
Мисс Рассел встала.
— Очень вам благодарна, месье Пуаро, — сказала она. — Вы были очень добры… очень добры. Вы… вы мне верите, так ведь? Что Чарльз не имеет никакого отношения к этому подлому убийству!
— Похоже, что нельзя сомневаться в том, что человек, говоривший с мистером Экройдом в половине десятого, не мог быть вашим сыном. Не расстраивайтесь, мадемуазель. Все будет хорошо.
Мисс Рассел вышла. Мы с Пуаро остались вдвоем.
— Ничего не поделаешь, — сказал я. — Каждый раз мы возвращаемся к Ральфу Пэтону. Как вам удалось установить, что Чарльз Кент приходил именно к мисс Рассел? Вы заметили сходство?
— Я заподозрил ее связь с неизвестным еще задолго до того, как мы с ним встретились лицом к лицу. Сразу же, как только мы нашли то гусиное перо. Перо означало — наркотик, а я не забыл ваш рассказ о визите мисс Рассел. Тогда же я обнаружил в утренней газете статью о кокаине. Все это было очень понятно. В то утро она услышала от кого-то, кто сам предается наркотикам, о статье и прочитала ее. Затем она пришла к вам задать несколько пробных вопросов. Она говорила о кокаине, поскольку о нем была статья. Потом, когда вас слишком заинтересовало это, она поспешно переключилась на тему о детективных историях и о нераспознаваемых ядах. Я заподозрил сына или брата или какого-нибудь другого нежелательного родственника
— Оставайтесь и позавтракайте с нами, — предложил я.
Пуаро покачал головой. В глазах вспыхнул едва заметный лукавый огонек.
— Только не сегодня. Мне бы не хотелось вынуждать мадемуазель Каролину придерживаться вегетарианской диеты два дня кряду.
Ничто не ускользает от внимания Эркюля Пуаро, подумалось мне.
Глава 21
Газетное сообщение
То обстоятельство, что мисс Рассел проходила к двери моей приемной, не ускользнуло от внимания Каролины. Я предвидел это и заранее приготовил объяснение о больной коленке посетительницы. Однако на этот раз у Каролины не было настроения задавать мне вопросы. Ее точка зрения состояла в том, что она знала, зачем на самом деле приходила мисс Рассел, а я не знал.
— Выведать у тебя, Джеймс, — сказала она. — Выведать самым бесстыдным образом, я в этом нисколько не сомневаюсь. Я не хочу вмешиваться, но скажу тебе, что ты даже не догадывался, что она это делала. Мужчины такие простаки. Она знает, что ты пользуешься доверием месье Пуаро и хочет все выведать. Ты понимаешь, о чем я говорю, Джеймс?
— Ни малейшего представления. У тебя так много необычных мыслей.
— В твоих насмешках нет ничего хорошего. Я думаю, что мисс Рассел знает о смерти Экройда больше, чем она об этом рассказала.
Каролина с победным видом откинулась в своем кресле.
— Ты на самом деле так думаешь? — спросил я равнодушно.
— Ты сегодня очень скучный, Джеймс. Никакой бодрости. Это у тебя от печени.
И наш разговор перешел на чисто житейские темы.
Сообщение, составленное Пуаро, на следующее утро появилось в нашей ежедневной газете. Я не знал, с какой целью оно было опубликовано, но Каролину оно потрясло.
Прежде всего, она весьма неискренне заявила, что все время высказывала подобные предположения. Я вскинул брови, но не спорил. Каролина все же, должно быть, почувствовала угрызения совести, потому что добавила:
— Может быть, я и не упоминала Ливерпуля, но я знала, что он попытается уехать в Америку. Так, как сделал Криппен.
— Без особого успеха, — напомнил я.
— Бедный мальчик, значит, его поймали. Я считаю, Джеймс, что ты обязан позаботиться, чтобы его не повесили.
— А что, ты считаешь, я должен сделать?
— Как, ты ведь медик, не так ли? Ты знаешь его с детства. Психически ненормальный. Вполне понятно, что нужно проводить эту мысль. Я только позавчера читала, что они очень счастливы в сумасшедшем доме в Бродмуре, совсем как джентльмены из высшего общества в своем клубе.
Но слова Каролины напомнили мне о другом.
— Я не знал, что у Пуаро есть слабоумный племянник, — сказал я с любопытством.
— Разве? О, он сам мне все рассказал. Бедный малый. Это такое горе для всей семьи. Его до сих пор держат дома, но все идет к тому, что его, наверное, поместят в какое-нибудь заведение.
— Я полагаю, сейчас ты знаешь уже все, что можно знать о семье Пуаро, — сказал я раздраженно.
— Все чисто, — ответила самодовольно Каролина. — Рассказать о своих горестях другому человеку — это большое облегчение.