Убийство с чешским ароматом
Шрифт:
– Я увидела девочек на фотографии на доске объявлений в Бржевнице, хотела сразу зайти там к дежурному, но сегодня полицейский участок был закрыт. Вы же знаете, что тут никогда не происходит ничего такого, чтобы постоянно нужен был полицейский. Потом дождалась соседа, пана Ковачека, я живу одна, а он обещал забрать меня из Бржевнице, туда-то я на поезде доехала, станция у нас вон там, за лесом.
Саша представить себе не могла, что в такой деревне может быть железнодорожная станция, потом, правда выяснилось, что это не совсем поезд, а нечто вроде трамвая, идущего по рельсам из соседнего, более крупного городка, где и гостила у родственников
– В общем, как вернулась домой, так сразу и позвонила, телефон с доски объявлений списала.
– Где и когда вы видели девочек, синьора? (Карел, конечно, перевел это обращение, как «пани»)
– Я вышла козу покормить, а они мимо дома шли. В сторону леса, ну, туда, где замок, – пани осторожно перекрестилась.
– Они были одни?
– Да, вроде прогуливались… но за ними шел парень, я его со спины видела.
– Вы знаете, кто это?
– Да кто-то из наших, никак не вспомню, показался знакомым. Я толком не разглядела, со спины только
–Узнаете, если увидите?
– Ну… думаю, что узнаю. Но я не уверена, – заторопилась женщина, – я постараюсь, я запомнила, что на нем были джинсы и серая куртка с капюшоном.
– Мы пригласим вас завтра на опознание, пани, пожалуйста, оставайтесь дома.
– А девочки видели, что парень шел за ними? – спросил Лука
– Думаю, видели, они оборачивались, по-моему, одна из них даже махнула рукой. Так я их лица то и разглядела.
На этом с пожилой пани расстались, договорившись, что завтра ее заберет машина для опознания молодых людей, живущих в Бржевнице и возле Браника, подходящих под примерное описание телосложения и фигуры, которые смогла дать женщина.
***
Спалось Саше прекрасно, кровать была большой и удобной, номер теплым, золотой свет фонарей с площади успокаивал, и девушка порадовалась, что они приняли приглашение брата Марко и сменили холодный дешевый пансиончик на отель весьма высокого класса.
В итоге она чуть не проспала завтрак и выскочила из номера с непросохшими до конца после душа волосами.
Лука заканчивал завтракать и укоризненно посмотрел на встрепанную Сашу.
– Я хочу попросить тебя, пока мы проводим опознание, встретиться с семьями пропавших девушек. Подбодрить, поговорить, может они что-то вспомнят дополнительно. Им будет легче с говорящим по-итальянски человеком.
–А как я объясню им, кто я такая?
–Я сам тебя представлю, думаю, что вопросов не последует.
***
Семьи остановились неподалеку от центральной площади, в красивом здании с черепичной красной крышей, гербами и фресками в коричнево-терракотовых тонах на золотистой стене. Отель и снаружи, и внутри был уютным и красочным, но семьям пропавших девочек было не до гербов и фресок.
Саша сразу заметила, что, хотя пары спустились в кафе и сели вместе, в них чувствуется отчуждение, словно каждая семья уже заочно обвинила другую в пропаже собственной дочери.
Хотя и в лучшие времена они совершенно не подходили друг другу, и девушка подумала, что объединять их могло лишь то, что они соотечественники, путешествующие в чужой стране по одному маршруту и дети примерно одного возраста.
Фамилия Манин много говорила тому, кто знаком с венецианской историей, Лодовико Манин был последним дожем Венеции, «сдавшим» республику Наполеону.
Знаменитые слова «Мир тебе, Марк, евангелист мой» («Pax tibi, Marce, Evangelista meus»), начертанные на развороте книги в лапах льва на фасаде собора Святого Марка, были тогда изменены на «Права человека и гражданина». Было составлено раболепное послание Наполеону, в котором его благодарили за свободу Венеции, и в том же 1797 году Венецианская республика перестала существовать, её владения разделили между собой французы и австрийцы.
Интересно, каково носить в Венеции эту фамилию, – подумала про себя Саша. По-видимому, потомок дожа занимал не последнее место в политической иерархии нынешней Венеции, не его связи, так не было бы здесь сейчас комиссара Луки Дини, а всем занималась чешская полиция.
Антонио Манин и его супруга Валентина были очень похожи.
Их 14 летняя дочь Кьяра судя по всему поздний ребенок, оба супруга были уже в солидном возрасте. Сухощавые, русоволосые, они казались братом и сестрой, по манере держаться и разговаривать был виден уровень образования и положения в обществе.
Совсем другой была вторая пара, Леандро и София.
Родители Ольги Вьянелли оказались музыкантами из Милана. София играла на арфе, Леандро на скрипке. Редкое красивое имя необычайно подходило сравнительно молодому мужчине. Но высокий красавец блондин Саше сразу не понравился, было в нем что-то порочное. С Леандро можно было писать фреску падшего ангела, при взгляде на него возникало ощущение, что ни оргий, ни возможно легких наркотиков и каких-то чувственных извращений он не чужд.
София была не менее красивой русоволосой женщиной с прекрасной фигурой, знающей цену своему скульптурному бюсту. Даже сейчас, беспокоясь о судьбе пропавшей двенадцатилетней дочери, она автоматически опиралась на стол, наклоняясь так, чтобы продемонстрировать грудь во всей красе в вырезе шерстяного платья.
Саша всегда завидовала женщинам, умеющим красиво плакать. Стоило ей самой пустить слезу, как нос краснел и хлюпал, сосуды в глазах лопались, и восхищенных кавалеров вокруг не наблюдалось, самое большее, на что можно было рассчитывать- протянутый носовой платок. А вот София относилась как раз к первой категории. Она словно включала и выключала слезы специальной кнопкой, и они катились по прекрасному лицу не менее прекрасными хрустальными каплями. При этом она выглядела более энергичной и крепко стоящей на ногах, чем утонченный и витающий в высоких сферах муж. Но при том она периодически с опаской поглядывала на Леандро в поиске одобрения, а несколько его фраз, обращенных к жене и намеренно унижающих женщину в глазах окружающих, вызвали у Саши еще большую неприязнь к испорченному красавчику.
Включались ли хрустальные слезы при мысли о пропавшей дочери или их вызывала привычная обида на Леандро? – спросила себя девушка.
Семья Кьяры Манин держалась отстраненно и холодно, их вежливость была отточена годами общения в определенных кругах общества, но одно объединяло обе пары, несмотря на заметное отчуждение – беспокойство за детей.
И Вьянелли и Манин представить себе не могли, что произошло.
Девочки и раньше отправлялись погулять, пока родители обедали, если сами были не голодны, но всегда находились неподалеку, или прогуливались по улице, или заходили в магазины по соседству с рестораном. Но в деревне у замка среди россыпи домиков был всего один ресторан, в лесу им нечего было делать, и если даже девочки еще раз прогулялись к замку, то им там совершенно некуда было деться.