Убийство с отягчающими
Шрифт:
Она стала прежней. Холодный блеск глаз, мраморный цвет лица бизнес-леди, размеренность движений.
– Если вы ожидаете услышать что-то необычное, не вписывающееся в рамки понимания обычного человека, вы ошибаетесь. – Она покрутила салфеткой, как веером. – Внешняя политика – это привлечение в казино состоятельных юбиляров с компаниями, представителей деловых кругов для завязывания связей. Приглашение известных людей для вживления в них привычки всякий раз, когда они выезжают в город в поисках развлечений, возвращаться в наше казино. Однако ничего криминального или просто нарушающего принципы нравственности в этом нет.
Закончив этим, она забрала с колен сумку и принялась снова что-то искать.
– Конечно,
Она вынула деньги, но Кряжин ее опередил. За свой чай он всегда платил сам.
Он предложил прокурорскую «Волгу» в качестве такси, однако между черным и желтым Эмма Петровна выбрала последнее. Быть может, в силу вживленной в нее привычки подчиняться внутренней политике заведения – не общаться с прокуратурой не в интересах организации. Поездка на служебной машине Генеральной прокуратуры, то есть – услуга личного характера, в интересы организации не входила. Однако не исключено, что это произошло просто из-за привычки Кряжина не торопить события.
Через сорок минут советник был в операционно-информационном отделе Генеральной прокуратуры.
Глава третья
Желание выйти из автобуса застало оперуполномоченного уголовного розыска ГУВД Гринева в тот момент, когда он уже почти в него вошел. На автовокзале Воскресенска было необычно людно. Кто-то торопился попасть в Москву до праздников, кто-то, наоборот, торопился приехать, и от встречающих рябило в глазах. Здесь же расположилась и группа болельщиков «Химика», возвращающегося с гостевого матча из Новосибирска. Потенциальные пассажиры, встречающие и провожающие курили, выпивали, поглядывали на осуществляющие «каботажное плавание» патрули, разговаривали, и разговоры те, сливаясь воедино, превращались в беспрерывный гул.
Гринев взошел на первую ступеньку автобуса, и в этот момент его посетило чувство беззащитности, которое теперь будет преследовать его каждую минуту, пока он в течение нескольких часов будет занят изучением пейзажа до Костромы за окном. Ему велели выехать за пределы области и на месяц заняться приятными для себя делами, однако мысль о том, что покидать область он будет в просматриваемом насквозь автобусе, уверенности ему не добавила. Странно, что он не подумал об этом, когда покупал в кассе билет. Ему вообще не улыбалось покидать Москву. И в тот момент, когда он взошел на подножку автобуса, он принял окончательное решение.
Москва большой город, и найти в ней человека, который знает, как стать невидимым, трудно. Манеры тех, кто будет его искать, если вообще те искать его будут, ему хорошо известны. Так зачем, спрашивается, ехать туда, куда не хочется, и испытывать те же чувства, что он будет испытывать в Москве?
В столицу!
Билет нужно скомкать и выбросить. Деньги были, и это был как раз тот случай, когда экономия могла дорогого стоить. Он спрыгнул с подножки и посмотрел по сторонам.
Вынул телефон, задержал взгляд на табло. До шести, то есть до того времени, к которому ему было велено исчезнуть из города, оставалось менее двух часов. Но этих ста четырнадцати минут все равно достаточно. Хватит на то, чтобы в Москву вернуться и там раствориться.
Выбравшись из толпы, он вытянул следом сумку и направился к стоянке частников.
– Командир, – тут же приклеился один из них, – иду в Москву, народ собирать некогда. Дома неприятности. За полцены поедешь? Мне все равно прямо сейчас ехать, так не порожняком же!
Сговорившись за треть цены, хотя в этой
«Главное – не дать возможности понять, что я рядом…»
И в этот момент сыщик почувствовал легкое волнение. Музыка, игравшая в салоне чисто и ясно, вдруг начала давать легкие сбои. Едва уловимые ухом шорохи врывались в куплеты уголовных бардов и придавали им качество записи, сделанной на концерте. Это происходило в считаные секунды, после чего радиола снова посылала в динамики за спиной звуки невиданной чистоты.
Размышляя, что может являться причиной такого фона, Гринев машинально откинулся назад и посмотрел под панель «Фиата». Если бы он сейчас увидел радиостанцию, стационарно вмонтированную под ящиком для перчаток, он бы успокоился. Рация в такси – дело привычное. Однако рации не было. Таксисту ее маскировать незачем. Братья же менты стационарные автомобильные радиостанции маскируют, однако фон, выдаваемый ею на радио, несравненно выше. Иначе говоря – в машине стояло очень дорогое переговорное устройство, на покупку которого МВД никогда не решится. Оставались бандюки, и теперь для Гринева в совершенно новой редакции слышались слова «таксиста» о том, что он нажил дома проблемы и пассажиров в этой связи брать не хочет. Где причинно-следственная связь между домашними неприятностями и нежеланием заработать? Если у него дома отдает концы жена, то таксист уже давно мчался бы по шоссе, забыв о попутном «грузе». Если же смерть дома никому не грозит и это на самом деле просто неприятности, тогда почему бы еще не потолкаться на вокзале с четверть часа и не заработать в три раза больше?
И как-то так же неожиданно пришло в голову, что МВД «Фиаты» для работы не использует. Равно как и бандюки. Гринев работал опером добрый десяток лет и ни разу не встречал криминально озабоченных типов, которые куражились бы на предках «Жигулей». Практицизм милиционеров и их антиподов заставляет выбирать машины помощнее в ущерб другим идеям. Вот Гринев догадался. Почему же другой не догадается? Но МВД все равно не будет закупать «Фиаты» для работы. Тот случай, когда практицизм побеждает тонкость оперативного мышления.
Вот тебе и съездил по просьбе начальника за область.
Дальнейшие мысли опера прервал сам водитель. Через минуту, километров за двадцать до МКАД, он сбросил скорость и стал прижимать машину к кювету.
– «Коней привяжем»?
Гринев был не против. Два стаканчика горячего кофе давали о себе знать еще в начале пути, но он решил повременить и дождаться Москвы. Сейчас же выходило, что инициатором остановки был не он, а водителю отправлять естественные надобности не запретишь. Почему же тогда не воспользоваться случаем? Заодно и подумать на свежем воздухе.
Выйдя, он хлопнул дверцей и пристроился справа от таксиста.
Водитель, что неудивительно, управился быстрее и, крякнув что-то напоследок про мороз, зашагал по снегу за спину Гринева.
«Ничего не понимаю, – думал опер. – Зачем кому-то ИМ везти меня в Москву? Неужели ОН мог на такое решиться?»
Это было последнее, о чем он вообще подумал. Развернувшись и поправляя одежду, он увидел перед собой сначала знакомую серую куртку водителя. Потом его лицо. На лице том уже не было ни искорки веселья, а глаза блестели стальным отливом. И только сейчас Гринев увидел предмет, мешавший его зрению иметь полный обзор перед собой. Водитель был правшой, и пистолет, зажатый в его руке, почти утыкался в левую бровь оперативника.