Убийство с отягчающими

Денисов Вячеслав Юрьевич

Кряжин остановил машину. За ним остановился «Вольво», следом – «девятка». Василькового цвета «Тойота» сбросила обороты и прижалась к краю дороги в пятидесяти метрах за колонной.

Не выдержав, Гаенко обернулся и стал внимательно вникать в раскрывшуюся перед ним перспективу. Из «Жигулей» вышел один из спутников сумасшедшего мужика, водителя «Волги», прикурил и направился к японской иномарке.

Хлопнув ресницами, управляющий стал ждать, что будет дальше. Заниматься этим долго ему не пришлось. Когда до «Тойоты» оставалось менее десяти метров, высокий парень из «девятки» молниеносно выхватил из-за пояса пистолет… да, да, тот самый, которым бил по стеклу, и вскинул перед собой.

Выстрелы Гаенко слышал хорошо. Ресницы его при каждом звуке, напоминающем хлопок кнута, дрожали, словно Игоря Викторовича били по щекам.

После первого хлопка левое зеркало развалилось на части и повисло, как выдернутый из головы глаз.

После второго «Тойота» качнулась и тут же села на правое колесо.

После третьего ее хрустальный правый глаз со стороны пассажира рассыпался, а решетка радиатора разломилась пополам.

– Кто вы? – прошептал Гаенко, не в силах посмотреть на следователя.

События сзади между тем разворачивались.

Управляющему казино было хорошо видно, как парень в кожаной куртке выдернул за шиворот водителя и бросил на ледяной асфальт. Второй пассажир «Тойоты» выскочил сам, держа руки высоко над головой. Он что-то объяснял парню в куртке, пытался в чем-то убедить. Но после удара ногой в колено убеждать перестал и рухнул рядом с водителем.

Кряжин снова набрал номер.

– Генерал Чубасов, это Кряжин. Позвоните своим людям.

– Вы сумасшедший, Кряжин… Уберите от машины капитана Сидельникова! – Голос Чубасова хрипел от ярости. – Я гарантирую вам, что это один из последних дней вашей службы на Большой Дмитровке.

– Не торопитесь, товарищ генерал-лейтенант, – ничуть не сомневаясь в правоте своих действий, сказал советник. – Приказ на наружное наблюдение отдавали не вы, верно? Я просто хочу вам помочь. Завтра утром вы будете вспоминать и этот разговор, и меня. Речь уже не идет о чистке запылившегося реноме управления. Речь идет о текущем. Вы меня хорошо понимаете?

– Что значит – текущем?

– Не понимаете… – Кряжин пожевал губами. – Постараюсь объяснить. Если вдруг завтра выяснится, что я изначально был прав, и мне придется отвечать на вопрос, с какими трудностями я столкнулся, расследуя дело об убийстве Крыльникова…

Кряжин взглянул на управляющего, которому вдруг стало недосуг смотреть на уличную баталию.

– …мне стоит упоминать конкретные фамилии или просто указать на здание ГУВД?

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что дело об убийстве полковника Крыльникова де-факто мною расследовано. Осталось де-юре, то есть бумажная рутина. А потому я спрашиваю: мне писать о ГУВД в целом или указать конкретные фамилии?

Молчание длилось ровно столько, сколько нужно было Кряжину для того, чтобы понять – он попал в цель.

– Я вам вот что скажу, Иван Дмитриевич, – отозвался Чубасов. – Мы, как вы понимаете, не сидим сложа руки. Убит наш коллега. Как бы то ни было, он наш коллега, и мы обязаны найти того, кто поднял на него руку… В общем, наше расследование находится в ведении генерал-майора Шульгина. Думаю, вам надо обратиться к нему.

– А как быть с васильковой «Тойотой» и белым «Фордом», что стоит напротив, люди из которого докладывают вам обо всем, что происходит напротив храма?

– Они сейчас уйдут.

Кряжин покачал головой и выглянул в окошко.

«Уйди от них!» – понял Сидельников его жест рукой.

– Я вот о чем еще хотел попросить, генерал, – возвратился к трубке советник. – Коль скоро параллельным расследованием у вас руководит ваш заместитель Шульгин, я хочу, чтобы вы ему позвонили и определили для нас место встречи.

– Никаких проблем. Езжайте в ГУВД, он будет на месте.

Поблагодарив, следователь бросил трубку в карман.

– Гаенко! Времени на раздумья у тебя ровно столько, сколько мне понадобится, чтобы съездить к Шульгину и вернуться обратно. Не хочешь говорить – пиши. Но как только я переступлю порог Генпрокуратуры, окно приема явок с повинной закрывается!

Так оно и вышло.

Гаенко был оставлен под присмотром наряда милиции в камере для доставленных Генеральной прокуратуры, и он оказался в полном одиночестве меж четырех молчаливых, холодных стен.

Через час ему стало нехорошо. Маленький червячок, принявшийся его точить через пятнадцать минут после начала заключения, превратился сначала в змею, кусающую его изнутри, а потом вдруг трансформировался в мутанта-мурену, рвущую его внутренности.

Управляющий казино «Эсмеральда» терпел муки еще час. А потом не выдержал и за двадцать две минуты до приезда следователя на Большую Дмитровку стал ломиться в металлическую дверь.

– Дайте мне бумагу! – кричал он, отбивая ступни о семимиллиметровый лист стали. – Дайте мне бумагу и ручку, я все напишу!.. Кряжин! Он говорил, что я могу написать, если захочу!..

– Верно, – спокойно молвил ему усатый старшина милиции, подавая десяток чистых листов и два стержня от шариковой ручки. – Он говорил.

Глава двадцатая

Шульгин, озадаченный звонком Чубасова, был непривычно гостеприимен и вежлив. Поинтересовался, долго ли следователю пришлось ждать в заторах, предложил чаю и даже несколько булочек. Показал на стулья в своем кабинете, подразумевая под этим возможность для советника выбрать любой из них, и уселся на свое место.

– Мне звонил начальник. Просил помочь всем, что в рамках моих полномочий, – сказал он. – Не скрою, мне известно, о стрельбе в центре города. Но не думаю, что это может привлечь внимание нашего ведомства. А за наблюдение простите великодушно… Сами поймите. Но не в первый же раз нам друг за другом смотреть, – разведя и снова сведя руки, Шульгин вслух сказал о том, о чем старались не говорить даже в курилках ведомств. – Вдруг кто что пропустит – рядом те, кто поправит и поможет. Вот как сейчас, например. Вы попросили, я готов сделать все, что в моих силах.