Убийство с третьей попытки
Шрифт:
— Я никуда не поеду.
— Что?!
— Бабушка, постарайтесь выслушать меня спокойно. Я не оправдываю Филипа, однако всё это дело прошлого. Конечно, мне неприятно, что у него есть ребёнок, но я это переживу. Было бы лучше, если б он сам сказал мне правду, но и так его можно понять.
— Ты с ума сошла!
— Бабушка, у вас своё мнение, а у меня своё. Я выйду замуж за Филипа.
— Меня на этой свадьбе не будет, так и знай! — крикнула старуха.
Раздался скрип, тяжёлые шаги, сопровождаемые стуком палки, и хлопанье двери. Оставшись одна, Джудит некоторое время ходила по комнате, потом остановилась.
— Что же
Ален отпрянул от слухового отверстия. Так вот в чём дело! Вот что нужно ей от Этвуда — его состояние! Она выходит за него замуж ради денег! Его переполняла горечь. А он так любил её, она казалась ему такой недосягаемо прекрасной! Глупец! Наделил её качествами под стать внешности, а у неё их и в помине нет. Ослепительная красота, а под ней — трезвый расчёт и стремление получше устроиться. Этвуда она не любит и никогда не любила. Разгадала его натуру и вела тонкую игру, отказывала вначале, чтобы крепче привязать к себе: чем недоступнее, тем желаннее. Как всё это мерзко! А впрочем, сказал он себе с кривой усмешкой, брак по расчёту — вещь вполне заурядная, красота и деньги — обычный альянс. Возьми себя в руки и сумей это пережить. Твоё божество оказалось таким же, как тысячи других, вот и всё, и нечего из этого делать трагедию. Какая тебе разница, выходит она замуж за Этвуда по любви или ради денег, убеждал он себя, тебе-то какое дело! Так даже лучше, ясно, чего она стоит, и потому нечего из-за этого переживать.
Ален вышел из дома. На душе у него было так скверно, что дальше некуда. Будь он свободен в своих поступках, он тотчас покинул бы это место, чтобы никогда больше её не видеть. Уж лучше б она любила Этвуда! Пусть бы лучше любила… Но она любила только его деньги. Ален был настолько поглощён своими переживаниями, что не замечал ничего вокруг и в итоге натолкнулся на стоящего перед домом рослого молодого человека, который, задрав голову, смотрел куда-то вверх. Ален извинился, тот сказал «ничего страшного» и снова устремил свой взгляд наверх. Одно окно распахнулось, и оттуда высунулась золотоволосая головка.
— Ник, я сейчас! — крикнула Кэт, помахала рукой и исчезла. Через несколько минут она выбежала из дома и спросила: — Куда мы пойдём?
В это время в дверях показался Этвуд. Увидев их, он замешкался, однако был вынужден подойти, они стояли слишком близко, и он не мог пройти мимо, сделав вид, будто не заметил их. Он ледяным тоном поздоровался с Ником, тот ответил тем же, и Этвуд пошёл дальше. Было очевидно, что они питают друг к другу сильную антипатию, однако молодой человек явно пришёл сюда по приглашению Кэт — это лишало Этвуда возможности выставить его вон. Девушка ушла вместе с Ником, держа его за руку.
Побродив по парку, Ален вернулся в дом. Возле комнаты миссис Рэтленд суматошно носились горничные, одна вбежала туда, другая выбежала и крикнула кому-то, чтобы немедленно послали за доктором и чтобы тот обязательно захватил лекарство.
— Что случилось? — улучив момент, спросил Ален молоденькую горничную, которая по утрам убирала его комнату.
— Миссис Рэтленд потеряла свои таблетки, сэр. Она всегда носит их с собой, а тут у неё начался сердечный приступ, а таблеток нет.
Мимо них стремглав промчалась другая горничная и, распахнув дверь, влетела в комнату. Дверь осталась открытой.
— Вот они, мисс! — сказала она,
Джудит схватила трубочку, вытряхнула на ладонь таблетки и наклонилась над лежащей на кровати миссис Рэтленд; лицо старухи было мертвенно-бледным.
— Бабушка, бабушка, вот ваши таблетки! Сейчас вам станет лучше.
Ввиду спешности за доктором поехал Генри, воспользовавшись машиной Этвуда, самого его в доме не было. Когда доктор Ратли прибыл, миссис Рэтленд уже слегка оправилась. Из её комнаты доктор вышел в сопровождении Джудит. Сидевший возле дома в обществе Хильды Ален через открытые окна нижнего холла видел, как они спускались по лестнице, а затем внизу остановились.
— В её положении надо быть осмотрительнее, — сказал доктор. — Почему она прошлый раз не сказала мне, что у неё осталась одна упаковка? Я бы принёс ещё. Ей всегда надо иметь две упаковки, одну держать под рукой, а другую где-нибудь в определённом месте, про запас.
— У неё есть вторая, но она куда-то переложила её и забыла. Я тоже не могла найти.
— Держите лекарство постоянно в одном и том же месте, и чтобы все знали, где оно. Хорошо ещё, что горничная вовремя нашла таблетки, иначе… Не хочу вас пугать, но сегодняшний случай мог кончиться очень печально. Завтра я зайду, а сегодня пусть она лежит в постели. Если что, доза прежняя — две таблетки.
На лестнице показалась Дорис.
— Добрый день, — сказал Ратли.
Дорис в ответ небрежно кивнула. Затем в поле зрения Алена оказался Генри и сообщил доктору, что машина его ждёт. Доктор любезно поблагодарил, и они уехали.
К часу все обитатели дома, кроме всё ещё гулявшей с Ником Кэт и Джудит, сидевшей смиссис Рэтленд, собрались в гостиной. Разговор зашёл об утреннем происшествии. Дорис сказала, что Джудит следует знать, где хранится лекарство, раз это так важно, и что она не понимает, как Джудит может быть такой легкомысленной. По мнению Этвуда, Джудит была совершенно не виновата в том, что миссис Рэтленд переложила свои таблетки и не сказала ей об этом. Генри красочно расписал, как он мчался за доктором и по дороге задавил курицу.
— Хорошо, что только курицу, — усмехнулся Этвуд. — Когда ты садишься за руль, задавленная курица — это меньшее из зол, которых следует опасаться.
Генри негодующе фыркнул, а Хильда спросила, часто ли у миссис Рэтленд бывают подобные приступы.
— Довольно часто, — ответил Этвуд, — но она сама знает, что надо делать, и обычно обходится без врача, надо только вовремя принять лекарство.
— У меня с сестрой то же самое было, — сказал Хилтон. — Когда начались бомбёжки, она по настоянию мужа уехала из Лондона к его родителям. Долго не соглашалась, а потом поехала. Села в поезд со всеми вещами, а одну сумку в суматохе украли. Она туда как раз все свои лекарства сложила. В поезде у неё начался сердечный приступ, и она умерла.
— Надо было в Лондоне оставаться, — сказала Дорис.
— Кто же знал, что так получится…
— Вообще ужасно быть больным, — заявил Генри. — По-моему, у таких людей искажается психика, они всё время прислушиваются к своим ощущениям и только об этом и думают.
— Вы преувеличиваете, — возразил Хилтон. — Моя сестра была совершенно нормальным человеком. Ко всему можно приспособиться и к болезни тоже.
— Смотря к какой. Лично я предпочёл бы быть мёртвым, чем неизлечимо больным, — стоял на своём Генри.