Убийство в ЦРУ
Шрифт:
— Неважно. Любая сумма чересчур велика. Это она, сука старая, изуродовала личность Барри, превратила ее в запутавшееся, психопатическое, не от мира сего человеческое существо, которое всю свою взрослую жизнь играло в прятки с действительностью. Ничего необычного. Людей с такой, как у Барри, сильно развитой способностью к гипнотическому трансу, формирует обычно обездоленное детство.
Тень промелькнула по лицу Коллетт.
— Знаете, что мне хочется сделать, доктор Толкер?
— Поведайте.
— Хочется либо плюнуть вам в лицо, либо убить вас.
— Почему?
— Вы
— В ваших словах нет здравомыслия. Возможно, это чисто женское. Управлению следовало бы отказаться от приема женщин на работу. Вы хорошее свидетельство пагубности такой практики.
Коллетт не ответила. Ей хотелось исхлестать его. И в то же время она никак не могла подобрать доводы, чтобы оспорить все им сказанное. Во всяком случае, отстаивать равенство полов не казалось ей делом стоящим.
До сих пор и в словах, и в мимике Толкер держался холодно и отстраненно. Теперь же он помягчел лицом, улыбнулся.
— Вот что я вам скажу, — произнес он. — Давайте начнем сызнова, прямо сейчас, нынче вечером. Никаких дурацких пистолетов, никаких оскорблений. Давайте выпьем, поужинаем. Хорошее вино и ласковая музыка позаботятся о том, чтобы снять все наши разногласия. Мы с вами по одну сторону баррикад, вы же знаете. Я верю вам, верю в то, что вы отстаиваете. Вы нравитесь мне, Коллетт. Вы красивая, блестящая, талантливая и достойная женщина. Забудьте, прошу вас, зачем вы сегодня пришли сюда. Уверен, у вас есть другие вопросы, на которые я могу ответить, но только не в этой атмосфере злобы и неверия. Предлагаю стать друзьями и обсудить все по-дружески, так, как вы когда-то обсуждали свои дела с Барри. — Улыбка на губах Толкера стала шире. — Вы в самом деле невероятно красивы, особенно когда гнев прорывается наружу и придает вашему лицу…
Он пошел на нее. Минутами раньше Кэйхилл переложила револьвер в левую руку. Когда Толкер сделал выпад, она, выронив пакет Верна, жестко напрягла правую руку и ударила ребром ладони ему сбоку по шее. От удара он повалился на ковер. Поток отборнейших ругательств не смолкал, пока он поднимался с четверенек. Они стояли друг против друга: оба тяжело, учащенно дышали, глаза у обоих налиты яростью и страхом.
Коллетт медленно стала отступать к двери, надежно сжав револьвер обеими руками и нацелив его ствол прямо Толкеру в грудь.
— Идите сюда! — выкрикнул он.
Ничего не говоря, она продолжала отступать, все свое внимание сосредоточив на том, чтобы избавиться от проклятой дрожи в руках.
— Вы же все на свете перепутали, — убеждал он. Кэйхилл почувствовала, как напряглось его тело, готовое к новой атаке: так сжимается пружина, чтоб набрать максимум скорости и распрямиться вовсю, стоит ее отпустить. Сила, сдерживавшая пружину, исчезла. И она распрямилась — броском к ней.
Два ее пальца одновременно нажали на спуск, револьвер издал почти дурацкое «поп!» — хлопок пробки от шампанского, треск сухой сломанной ветки, хруст посыпавшейся под ноги крупы.
Шаг в сторону — и он рухнул прямо у ее ног с вытянутыми вперед руками.
Кэйхилл подобрала пакет, выбежала через входную дверь на улицу и только там осознала, что все еще сжимает в руке револьвер. Сунув его в карман плаща, пошла прочь, обдуманно направляясь к оживленному, людному перекрестку.
Когда она вернулась в свой номер в «Уотергэйт», на телефоне светился сигнал: есть сообщение. Позвонила на коммутатор.
— О да, мисс Кэйхилл, вам звонил один джентльмен. Он сказал… — Телефонистка прыснула от смеха. — Очень странное послание. Джентльмен сказал: «Необходимо как можно скорее поговорить об Уинстоне Черчилле».
— Себя он не назвал?
— Нет, сказал, что вам известно, кто он такой.
— Благодарю вас.
Коллетт вышла на балкон и глянула на сияющие огни Фогги-Боттом. Что там Джо Бреслин говорил ей? Она может в течение двух недель выходить на связь у памятника Черчиллю в любой вечер ровно в шесть часов, связной будет там ждать не более десяти минут.
Кэйхилл вернулась в гостиную, задернула шторы, переоделась в халат и уселась в кресло, освещенное единственным торшером. На коленях у нее покоился пакет Верна Уитли. Вытащив из него кипу листов, Коллетт вздохнула и принялась за чтение. Солнечные лучи уже пробивались сквозь шторы в окнах, когда она кончила читать, повесила снаружи на дверь номера табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» и со спокойной душой отправилась спать.
31
Сон. Он был нужен ей сейчас, как никогда. Небольшой походный будильник на тумбочке у кровати показывал 3.45. Она проспала около десяти часов, почти не почувствовав этого. Казалось, того, что случилось накануне вечером, не было, или, во всяком случае, если и было, то с кем-то другим.
Из душа она вышла в половине пятого. Пока стояла перед зеркалом в ванной и сушила волосы, вспомнила, что обещала позвонить Верну. Нашла телефон «Аллен Ли» и, набрав номер, попросила соединить с мистером Блэком.
— Извини, что поздно звоню, — сказала, когда Верн взял трубку, — целый день проспала.
— Все о’кей. Читала, что я тебе дал?
— Читала? Да, по два-три раза перечитывала. Всю ночь просидела.
— И?
— Верн, ты выдвинул ряд замечательных обвинений.
— Они ошибочны?
— Нет.
— О’кей, поговори со мной. Как ты отнеслась к…
— Может, обсудим это с глазу на глаз?
Уитли охнул:
— Это называется прогресс! Ты хочешь сказать, что и впрямь собираешься пригласить меня на свидание?
— На свидание не приглашаю, просто посидим немного, обсудим то, что ты написал.
— Скажи где. Я — твой.
— Мне нужно кое с кем повидаться в шесть часов. Давай встретимся в семь, не против?
— С кем у тебя встреча? — спросил он. Вопрос покоробил, но она ничего не сказала. Он же нашелся: — Ах да, да, мисс Кэйхилл действует инкогнито! Еще в школе ее знали как девушку, которая скорее всего добьется успеха в жизни под покровом плаща и кинжала.
— Верн, у меня не то настроение, чтобы внимать твоим потугам на сарказм.