Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник)

Вентворт Патриция

Фрэнк Эббот выпрямился. Взгляд его был холодным, острым. Он сказал:

– Конечно.

Лэм продолжал:

– Затем мисс Мерсер. Она говорит, что вошла в гостиную и обнаружила там миссис Леттер, стоявшую у стола с чашками кофе и клавшую сахар в чашку. Миссис Леттер спросила, где остальные, и вышла на террасу посмотреть, нет ли их там. Мисс Мерсер говорит, что пошла за ней. Думаю, если дело дойдет до суда, защита скажет, что миссис Леттер клала в чашку не сахар, а морфий, превращенный в порошок для сходства с сахаром. Думаю, это возможно – но маловероятно. Мисс Мерсер, судя по показаниям, вполне могла добавить что-то в одну из чашек.

– Это означало бы умысел.

Лэм кивнул:

– Это относится ко всем… Дальше следует миссис Стрит. Она говорит, что вошла в гостиную и никого там не застала. Кофейный поднос стоял на столе. Почти сразу же вслед за ней вошел мистер

Леттер. Не по террасе, а в дверь, как и она. Миссис Леттер и мисс Мерсер находились на террасе. Миссис Стрит сказала, что позовет их, и вышла в окно, оставив мистера Леттера одного в гостиной. У нее была возможность отравить кофе, и такую возможность она ему предоставила. Все очень просто – каждый из них оставался один в комнате с кофейным подносом. Должно быть, один из них отравил кофе, который выпила миссис Леттер. Думаю, предполагать, что это сделала кухарка, неразумно. Она, по всем отзывам, привязана к мистеру Леттеру, и если бы она положила яд в одну чашку, ее вполне мог взять он. У нее не имелось мотива, кроме общего недовольства, и она ни за что не пошла бы на риск. Думаю, ее стоит вывести из числа подозреваемых. Таким образом, у нас остаются мисс Уэйн, миссис Стрит, мисс Мерсер и мистер Леттер. У всех них была возможность добавить что-то в кофе. Но мисс Уэйн, как и кухарка, не могла знать, кто какую чашку возьмет. Все показывают, что она не возвращалась в гостиную. Таким образом, она оказывается в одной компании с кухаркой, и я хочу вывести ее из числа подозреваемых, во всяком случае пока. Теперь у нас миссис Стрит, мисс Мерсер и мистер Леттер. И вот тут начинаются неясности. Я хочу знать, кто вынес пустые чашки. Когда мисс Уэйн заглянула в гостиную, мистер Леттер, сидя в кресле у окна, пил кофе, а миссис Леттер шла по комнате с чашкой в руке. Миссис Стрит сидела рядом с открытой дверью на террасу. Мисс Мерсер собирала лепестки розы, осыпавшиеся из вазы на каминной полке. Миссис Стрит говорит, что не прикасалась к чашкам и не видела, кто прикасался, – она очень устала и думала лишь о том, как бы поскорее лечь в постель. Мисс Мерсер сообщает, что не приближалась к подносу и не касалась чашек после того, как она и миссис Леттер вместе вошли с веранды. Что миссис Леттер сразу подошла к подносу и взяла свою чашку. Мистер Леттер говорит, что его чашка стояла на столике возле его кресла. Что не заметил, была ли она там, когда только вошел в гостиную. Возможно, лжет. Если он положил морфий в одну из чашек, то не рискнул бы взять эту чашку сам – поставил бы свою отдельно, чтобы не произошло ошибки. Миссис Стрит говорит, что не помнит, обе ли чашки стояли на подносе, когда она вошла. В тот день она навещала мужа – его переводят в санаторий для долечивания в Брайтон – и, по ее словам, была так поглощена мыслями о нем и так устала, что ей было не до кофейных чашек. Мисс Мерсер говорит, что, когда она вошла в гостиную, на подносе стояли обе чашки. Конечно, она или миссис Стрит могли положить морфий в одну из чашек и переставить другую на столик у кресла мистера Леттера. Или мистер Леттер мог сделать это сам, когда находился один в комнате.

– И как теперь нам быть? – спросил Фрэнк Эббот.

– Нам нужен мотив, – ответил Лэм. – Возможность была у этих четырех. Но если верить мисс Мерсер, что когда она вошла, на подносе стояли две чашки, то мисс Уэйн не могла переставить чашку мистера Леттера, так как не знала, кто возьмет какую. Поэтому она под гораздо меньшим подозрением, чем остальные трое. Будем считать, что кто-то из этих троих поставил безобидную чашку у кресла мистера Леттера. Мы не знаем, кто. Двое из них могут находиться в таком же неведении. Один из них должен знать, поскольку сам ее переставил и был в курсе, что находится в другой чашке. Дальше без конкретных улик нам не продвинуться. Поэтому обращаемся к мотиву. Как я уже сказал, у мистера Леттера был один из сильнейших для мужчины мотивов – он слышал, как его жена предлагала себя другому в весьма компрометирующих обстоятельствах. Теперь миссис Стрит. У нее тоже имелся мотив. Не такой уж сильный, но все же мотив. Помнишь, что говорила Глэдис Марш: «Они все ее ненавидели – все готовы были убить ее. Миссис Стрит хотела привезти сюда мужа, а миссис Леттер противилась – говорила, что не хочет жить в окружении родни и превращать дом в госпиталь»? А потом вскинула голову и сказала: «Миссис Стрит все глаза выплакала из-за этого. В этом госпитале есть хорошенькие медсестры. Ничего удивительного: она боится потерять мужа, как потеряла привлекательность». Эта Марш неприятная, злобная особа, но мотив все-таки есть.

Фрэнк слегка пожал плечами:

– Миссис Стрит не подходит под тип убийцы.

Лэм хлопнул себя по колену.

– Никакого типа убийц не существует – сколько раз говорить тебе это? Люди убивают, когда захотят, когда возомнят себя настолько значительными, что все остальное становится неважным. Они теряют голову и приходят к мысли, что считаться им нужно только с собой и можно делать что угодно, а то, что удерживает людей от убийства, уже ничего не значит, когда они в гневе. Это может произойти с каждым, кто не держит себя в руках. Знаешь, что больше всего поразило меня в словах Глэдис Марш? Что они все ненавидели миссис Леттер. Может быть, она преувеличила, а может, и нет. Однако ненависть очень опасная штука, чтобы оставлять ее без внимания – это одна из вещей, от которых люди теряют голову. И вот миссис Леттер мертва. Я не говорю, что подозреваю миссис Стрит – улик для этого недостаточно, – но утверждаю, что у нее был мотив.

– Согласен…

– Затем мисс Мерсер. У нее тоже есть мотив, хотя, по-моему, менее сильный, чем у тех двоих. Она прожила здесь двадцать пять лет. И съезжает, потому что миссис Леттер хотела устроить здесь все по-новому со штатом прислуги, который выбрала сама. Такое случается постоянно – мужчина женится, и женщина, которая вела его дом, не ладит с новой женой. Это могут быть дочь, сестра или экономка – значения не имеет. По всем отзывам, мисс Мерсер – тихая, кроткая женщина. Не из тех, кто устраивает скандалы, иначе это бы не тянулось два года. Не сомневаюсь, что у нее накопились какие-то обиды, и выглядит она больной. Но, как я сказал, такое происходит постоянно, и из-за этого не совершают убийств.

Фрэнк Эббот приподнял бесцветные брови. Посмотрел на верхнюю полку, где стояли романы Вальтера Скотта, которые за шестьдесят лет никто не читал, кроме Джулии, и произнес:

– Она дочь врача, так ведь?

Это было сказано довольно небрежным тоном, но Лэм сурово посмотрел на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Дочь деревенского врача. Деревенские врачи обычно сами готовят лекарства. Меня интересует, что стало с лекарствами покойного Мерсера – с морфием в том числе. Смердон говорит, что забрал аптечку из комнаты мисс Мерсер – с ней хотел ознакомиться полицейский врач. Я спросил его об отпечатках пальцев, и Смердон обиделся – сказал, что, разумеется, они не забыли об этом: сняли все перед тем, как отдать аптечку врачу. Я спросил, что они обнаружили, а он ответил, что у них не было времени проверить, но сегодня вечером он предоставит нам результаты.

Продолжая говорить, Фрэнк поднялся и пошел к дальнему из двух окон. Одно выходило на террасу, другое на подъездную аллею. Из второго окна Эббот посмотрел на машину, медленно подъезжавшую по извилистой подъездной аллее – на машину Энтони Леттера, за рулем которой сидел сам Энтони. Купа кустов заслоняла сидевшего рядом с ним пассажира. Автомобиль выехал на открытое место, и Фрэнк протяжно, негромко присвистнул. Машина исчезла из поля зрения. С блеском в глазах Эббот повернулся и сдержанно произнес:

– Леттер ездил встречать кого-то в Уэстон, но никто не сказал нам, кого. Теперь мы знаем.

Старший инспектор уставился на него. Разум его, который Фрэнк однажды непочтительно сравнил с трамваем, превосходно ездил по своим рельсам, но не был способен на быстрые повороты. Лэм думал о морфии в связи с мисс Мерсер и с деревенской аптекой. Энтони Леттер и человек, которого он встречал в Уэстоне, оказались помехой, прервали нить его мыслей. Не сводя глаз с Фрэнка, Лэм уловил его последние слова и рассерженно отозвался:

– Итак, теперь мы знаем. О чем это ты?

– О Моди, – ответил сержант Эббот.

Щеки Лэма побагровели.

– Неужели Мод Сильвер?

Фрэнк коварно улыбнулся:

– Единственная, неповторимая Моди.

Глава 20

Мисс Сильвер услышала, как за ее спиной закрылась дверь классной комнаты. Мистер Энтони ушел, и она одобрила этот поступок. Она всегда предпочитала оставаться наедине с клиентом, и в таком деле это было особенно желательно.

Джимми Леттер сидел за классным столом. Когда его кузен открыл дверь и произнес фамилию гостьи, он поднял опущенную на руки голову, но даже не сделал попытки встать. Мисс Сильвер подошла, протянув для приветствия руку, сказала: «Здравствуйте, мистер Леттер», и он после секундного колебания пожал ее. Она оказалась не готова к его крепкому продолжительному пожатию, причиняющему боль. Высвободив руку через подобающее время, мисс Сильвер села по другую сторону стола. Джимми продолжал смотреть на нее глазами с покрасневшими веками, в которых застыло апатичное, растерянное выражение. Первыми его словами были те, что он говорил ей по телефону: